Некоронованный

Тихо, спокойно.

Войско отдыхает. Встают на ноги те, кто был не слишком серьезно ранен.

Всё как обычно.

И разговоры. Сейчас, когда война выиграна, но можно отдохнуть в ожидании отрядов с гор, чем еще и заняться, как ни разговорами.

И в шатрах по вечерам разговоры. По двое, по трое, редко больше. А зачем? Так, отдыхаем, вино пьем, ни о чем болтаем…

Аранарт ведет себя совершенно как раньше. Выслушивает гонцов, обсуждает разведку в ущельях… на совете больше следопытов, чем тысячников. Ну, это правильно, сейчас так и надо.

Но почему он молчит?

Не знает, о чем говорят уже, наверное, у каждого костра? Что творится в ангмарских ущельях – знает, а что происходит в собственном войске – нет? Не смешно.

Намерен отказаться? – дескать, тридцать лет назад Гондор сказал свое слово?

Или хочет, чтобы первый шаг сделали они? Если так, то разумно.

Еще немного подождать.

Валмах и Рилтин должны хорошо расслышать. Так хорошо, что это станет заметно.

– Талион, давай проедемся. Поговорить надо, – Валмах бледен и напряжен.

Ну давай.

Хмурится, кусает губы:

– Послушай, ты сам наверняка думал об этом. Он же так похож на Ондогера.

Погоди, ты что? Ты не негодовать приехал, ты… ты с нами хочешь? Ты?! Дай я сперва спешусь, не в мои годы с коня падать, если от удивления всадника лошадка заволнуется…

– Но даже не в этом сходстве дело. Он – старшая ветвь наследования.

Через тридцать лет ты это понял? И то хорошо.

– И потом... его руки. Ты же слышал об этом. И знаешь, что это значит.

Знаю. И не я один.

– Ты подумал о том, что будет, когда он приедет в Гондор? Ты не мог не думать!

Говори, говори. Мне интересно, как далеко ты зашел в своих мыслях.

– Рано или поздно этот вопрос встанет снова. Ребенок против Эарнила не имел ни единого шанса, но сейчас Эарнур против него… да что я говорю, ты сам всё видишь!

Вижу, что мы были правы, решив дать войску поговорить. В старости узнаёшь, что и такие вот битвы можно войском выигрывать. Бескровные.

– Это надо решить здесь.

Ты это сказал, не я.

А мы молодцы. Мы большие молодцы. Не только дикарей громить умеем.

– Иначе в Гондоре, когда придется выбирать между ними… я не знаю, что может тогда быть в Гондоре, и я не хочу это узнать!

Ну, ну, не нервничай. Что мне тебя как коня успокаивать…

Значит, вечером соберемся. Такую радостную новость надо всем и сразу. Остался Рилтин, обсудим.

И остался – он.

Мы перестали звать его по имени. Даже промеж себя.

Таимся? Или боимся?

Валмах вошел в шатер Талиона – и настала тишина. Заговорщики смотрели на хозяина, безмолвно спрашивая, что означает появление того, кого они еще утром считали одним из главных противников.

– Выпить ему налейте, – не без удовольствия произнес старый тысячник. – Ему это нужно.

Кивнул, чуть усмехнулся:

– Садись.

– Вы… постойте…

Гляди Валмах на это со стороны, он бы в миг понял, что именно собрало здесь этих полководцев. Но одно дело – со стороны, и совсем другое – понять, что ты…

– Разве ты не говорил мне днем, что я не мог не думать об этом? – улыбнулся Талион. – Как видишь, я думал.

– И… чего вы хотите?

– А того же, о чем ты и сказал. Слово в слово.

– Когда? – удивление прошло, тысячник заговорил привычным холодным тоном.

– Вот это и обсудим.

Валмах настоял, что поговорит с Рилтином. Обманывать боевого товарища, действовать в обход, ставить перед свершившимся фактом… это было мерзко. А честный разговор ­– это риск, да, но… мнение одного тысячника уже не изменит ничего. Да и если сказать ему прямо, насколько всё далеко зашло, этим можешь уберечь его от… ошибочного приказа. И от неповиновения его собственных воинов, что едва ли не хуже.

Он собирался ехать к другу, но не успел. Тот приехал к нему сам.

И по холодному взгляду товарища (уже уместно говорить «былого товарища»?) Валмах понял, что начать разговор будет легче, чем ожидалось.

Они отъехали в предгорья. Спешились.

– Чем ты был занят прошлой ночью.

В бесстрастном тоне Рилтина не было вопроса.

­– Где ты был. Кто там собирался. Какие решения вы принимали. Неужели ты думаешь, мне это неизвестно?

– Тем проще нам будет говорить.

– Это измена.

– Да, – кивает Валмах. – Это измена. Измена Эарнилу. Но это не измена Гондору.

Рилтин молчит и щурится. Он даже не в меньшинстве. Он в одиночестве.

Он не глупец. Он примет неизбежное. Но никто, кроме Эарнила, не заставит его поклясться в верности этому северянину.

Но чтобы смутить Валмаха, нужно нечто большее, чем ледяной взгляд.

– Ты понимаешь, что даже если бы Эарнур выиграл эту войну, а под ним испугался конь, то мы бы всё равно были обречены сделать то, что намерены?

– ?

Как легко пробить брешь льда. Всего лишь одно недоумение.

– Ты думал, я начну говорить о его достоинствах? Они есть, и хорошо, что они есть. Только это неважно. Аранарт – не человек. Аранарт – это старшая ветвь наследования.

– Ну и что? Он может сам принести клятву верности Эарнуру!

– И дать обет безбрачия заодно? – щурится Валмах.

Рилтин не отвечает, сжав губы.

– А без этого, – продолжает его товарищ (так всё же не «былой»?), – мы привезем в Гондор риск новой гражданской войны. Про Кастамира-узурпатора напомнить?

– Там было по-другому.