Арнорцы ответили одновременно: «Нет» – Хэлгон, «Вы неправы» – Аранарт. Переглянулись, князь кивнул спутнику: говори ты.
– Одним судьба дает отличиться в бою так, чтобы об этом пели, – произнес нолдор, – другим нет. Но это не значит, что первые герои, а вторые просто трава под косой. Поверьте мне. Я сражаюсь дольше, чем существует ваша страна. Любой из тех, кто пал, ничем себя не прославив, не меньше достоин песней, чем тот, кому судьба позволила совершить нечто... заметное.
– Не только, – добавил Аранарт. – Ваши мальчики больше герои, чем любой из нас. Мы арнорцы, враг сжег нашу землю, убил наших родных. Для нас не было другого пути. Для нас не было выбора. У них он был.
Дрого разлил всем. Выпили молча.
– Перри, когда мальцом был, – со вздохом сказал отец, – нашел в маттомарии книги… старые такие, красивые. Ну, взялся читать, я не возражал. Стал мне рассказывать… а там всё про эльфов, а у них всех имена на один лад, запутаешься.
Хэлгон понимающе кивнул.
– Потом еще про то, как эльфы вместе с людьми против Врага воевали. Там вроде понятнее было… ну да я уже всё равно не помню. А сейчас… стал мне говорить про зарево на севере, дескать, пришло войско против Врага, дескать, нельзя в стороне оставаться…
Аранарт внимательно смотрел на него.
Хоббит ответил ему не менее пристальным взглядом.
– А вы-то, поди, таких книг перечитали… и не по маттомариям, от пыли чихать. Так вот вы мне и скажите, – требовательно произнес он, – что наша страна это не Шир, а Арнор, это правда?
– Правда, – ответил Аранарт.
– И что когда-то эта страна была от Лун до Мглистых Гор – правда?
– Правда.
– И что правил ею Король, сын того, что пришел из-за Моря?
– И это правда. Он, а после – его потомки.
– И Врага теперь разбили? – всё так же требовательно спросил хоббит.
– Того, что был врагом Арнора, его – да.
– И снова будет Король? И такой Арнор, как в тех книгах?
– Нет, – ровно сказал Аранарт.
– А за что же тогда погиб мой сын? – медленно произнес Дрого.
– Он погиб за то, – твердо ответил князь, – чтобы зло, тысячу лет терзавшее наши земли, было сокрушено и никогда больше не смогло подняться как прежде. Он погиб за то, чтобы Ангмар был уничтожен. Но Арнор нам не возродить.
–
– Да, ты доживешь до этого. Мы – нет.
Аранарт помолчал и заговорил мягче:
– Вы спрашиваете меня, за что погибли ваши сыновья. Быть может, то, что я скажу, покажется вам слишком малой ценой за их жизни, но я бы с легкостью отдал свою, если бы знал, что так сбудется. Он погибли за то, чтобы было кому спеть о нашей победе над Ангмаром.
Солнце заходило. Золотые лучи сквозь окошко на запад. Их теплое, почти жаркое прикосновение, разогнавшее холод смерти, пусть и ненадолго.
Князь продолжал:
– Не ради славы. Не ради самих песен. Песня, если она только записанные строки, это всего лишь испачканный лист, годный на то, чтобы пылиться в вашем маттомарии. Песнь жива лишь тогда, когда есть те, кто ее может спеть. И те, кто готов слушать ее, а лучше – подпевать.
Свет с запада бил хоббитам в глаза, но они не отрываясь смотрели на незваного гостя, сидевшего спиной к окну.
Аранарт говорил дальше:
– Мне пришлось потерять всех родных, и я спросил себя: что такое смерть? и что такое бессмертие? Меня учили этому, да. О том, куда уходят люди после смерти. О хоббитах, правда, не было ни слова, но не думаю, что ваш удел здесь отличен от нашего. Но когда теряешь тех, кого так любил, то выученные слова помогают мало. Надо самому искать ответ. И я сказал себе: человек жив в памяти. Это тоже жизнь: мы можем сверять свои поступки по его судьбе, искать ответы на свои вопросы в его деяниях. Элендил – тот, что приплыл из-за Моря, – так жив до сих пор. По крайней мере, для меня. Мои отец и мать со мной. А ваши сыновья… они будут жить не только в вашей памяти. Они будут жить в тех песнях. Жить много веков, поверьте мне.
Солнце зашло, комната погрузилась в стылый сумрак.
– Станут про наших пацанов петь, – пробурчал Ян. – Это вот про вас споют, да.
Князь чуть усмехнулся:
– Как раз наоборот. Петь любят о необычном. Отряд полуросликов… уверен, найдутся сказатели, которые споют о них. А обо мне… один из сотен арнорцев, не более. Но большего и не надо. Сохранит ли время наши имена, нет ли, неважно. Главное, что каждый раз, когда будут петь, как было разгромлено войско Короля-Чародея, это будет о каждом из нас. Живых и мертвых.
– Вот вы говорите так, сударь, – Ян не знал, как подобрать слова, – и оно… как светлее, что ли… Вы, эт-то, уж не сердитесь на меня за мою просьбу, а только… ну, как услышите такие песни, то скажите, чтобы… дескать, и к нам заехали. Уж хоть послушать бы.
– Я скажу, – кивнул дунадан.
Дальний конец коридора осветился, и с лампой в руке показалась Петуния. Поставила светильник на стол (только тут все заметили, что совсем стемнело), ни на кого не глядя, стала убирать посуду. Миска из-под рагу была пуста; когда хоббиты успели ее опорожнить – никто не понял.
– Пойду я, – встал Ян. – А то моя разволнуется. И как это мне еще ей сказать-то…