Некоронованный

Удивительное дело: ни один из них не был с ним в Мифлонде. Они не привыкли тренировками выгонять из сознания страх и боль. Старшие – тогда были с отцом. А младших и на свете не было.

Ничего, этому искусству быстро учатся.

Оружие – не для такой погоды… да и не для этой бури в душе. Любая рука сорваться может, вот нам ран еще не хватало. Ничего, можно и в рукопашную. Или пусть с Хэлгоном в догонялки побегают. Отличное развлечение для молодежи: вшестером одного эльфа поймать. Взмокнут.

…помнится, Голвег жаловался, что стар для этой игры. Ну вот, а им как раз. И никаких лишних мыслей.

Голвег, Голвег… всё бы отдал, чтобы увидеть тебя снова, и еще больше – хотя куда больше, чем «всё»! – чтобы ты никогда не узнал, как мы оказались на этой льдине.

Кивнул Бердиру: давай, что ли.

Думать вовремя не умеешь, так хоть не думать будешь когда надо.

Еще день. Такой же. Берега уже не видно в белой мгле.

Южный ветер – который уже день подряд?!

Завтра резать оленей. Смотреть на них уже нет сил. Бедняги.

Оленей убьем, а сами? Сколько будем делать вид, что и вот это – жизнь?!

Хэлгон сказал: если ветер прекратится за день или два. Два дня прошло. Он не унимается.

Нас несет в море, и рано или поздно льдина расколется.

Бессмысленная, нелепая смерть.

Воины отца спаслись от назгула, чтобы погибнуть с тобой.

– Аранарт. Послушай. Я не говорил тебе раньше… незачем было. Я не могу обещать, но… есть надежда.

Надежда?

– Это было при Аравале. Кирдану надо было поговорить со мной, – нолдор замялся, не желая выдавать тайну Корабела. – И он… позвал меня. Ты понимаешь?

Осанвэ?

– Да. Я не ожидал этого, не сразу понял… неважно.

Кирдан может услышать?!

– Аранарт. Я не знаю. Звал он меня, а не я его. Я ничего не могу обещать. Но когда-нибудь этот ветер кончится. И нас всё-таки понесет на запад. О береге можно забыть, но если Кирдан услышит меня…

Неужели..!

– Не радуйся раньше времени. Если услышит. Корабль пошлет, тут без «если». Или сам пойдет за нами. Но – если найдет. Если нас не расколет какая-то буря. Если не сотня других «если».

Значит, просто ведем себя так, как будто всё в порядке. И ничего не говорим. Спокойствие – и никаких лишних надежд.

Почему было так важно, чтобы олени не испугались перед смертью? не увидели ножа? Иные люди говорят «так мясо будет вкуснее». Но они-то будут резать не ради мяса.

Ветер не утихает. Оленям никогда не щипать больше мха. Даже если спасутся люди.

Дунаданский молодняк бледен, но держится. Горевали, что родились после Войны? Что на вашу долю не досталось настоящего? Вот вам настоящее. Вам, никогда не добивавшим своих коней… вы и коня-то толком не видели.

Делается это так.

Спокойно – не волновать беднягу напоследок, ему и так хуже некуда. Ласково – чтобы он не думал, что вот это и есть смерть. И быстро – чтобы почувствовать не успел.

И второго так же.

А потом можно разреветься по-детски. Можно, можно, в этом нет стыда. После первого раза – можно.

Второго раза в вашей жизни наверняка не будет.

Олень беспомощно глядит продолговатым глазом. У коня, даже у загнанного, взгляд не такой… решительнее, что ли. Конь – зверь-воин, а этот мирный. Словно спрашивает: «За то меня так?» Потерпи, сейчас всё кончится. Это быстро и не больно.

Вождь распоряжался отрывисто и резко. Он был почти груб, зная, что в этой жесткости – поддержка его товарищам.

Он велел пить кровь убитых животных, потому что надолго вперед это их единственное теплое питье. Питье, которое можно сразу глотать, а не ждать, пока оно растает во рту.

Снимать шкуры – и немедленно растягивать их. Это стены и крыши запасных палаток.

Резать мясо тонкими полосками. Заморозить. Такого запаса хватит на месяц, а то и больше. Больше, чем они смогут съесть. Не думать об этом. Резать мясо.

Кости и рога. Это сокровище. Это и опора запасных палаток, это и топливо. На самый крайний случай. Каким будет он – крайний случай, когда им будет не обойтись без огня?! Неважно. Теперь на него есть топливо. Беречь.

Подошел Кутюв и заговорил что-то о том, что копыта и губы оленя варят, а вывернутые наизнанку кишки… Сидвар начал переводить, но Аранарт прервал: сейчас они всё равно могут сделать с этим только одно: заморозить. Вот вернемся на землю – там всё вари, что хочешь и как надо. А сейчас не до того.

Это было очень и очень дурным делом: зарезать упряжных оленей. Режут хоптов, они и есть пища, жир ходячий. А хар умный, хар друг. Беда, злая беда – резать харов.

Снег, где лежали олени, был алым. Но не прекращавшаяся метель быстро скрывала кровь.

Назавтра ничего и не было.

Словно привиделись людям олени.

Или словно их ветром сдуло.

Белая льдина под белым небом.

«Когда льдина расколется» – Аранарт говорил об этом так спокойно и буднично, что и дунаданы стали думать без трепета.