Некоторых людей стоило бы придумать (СИ)

Дай-ка я ему уши потру, пусть ждет, стремиться проще, когда есть, к чему.

Дай-ка я пошлю все лесом и слетаю, последние мозги проебу в далекой и прекрасной Японии, подорвусь в ебеня, Плисецкий же уже большой, понимать должен, что это такое. Теперь-то особенно, когда у него у самого какой-то чувак на брюхе!

Виктор выкручивается. Виктор сводит все к борьбе уровней. Виктор — хитрожопый козел. Назначает соревнования, от которых Плисецкий вспоминает мультик «Летучий корабль» и долго избивает матрас в своей комнате, гостеприимно выделенной узкоглазыми хозяевами. И метки-то никакой у Кацуки нет, не-не-не, вам кажется, это вообще не личное, исключительно профессиональный интерес. Это все для вашего роста, ага, аж два раза.

Плисецкий теряется. Как теряется человек, которого долго и ревностно облизывали и расчесывали и уверяли, что он — лучший на свете. А потом — ошибка 404.

Он не знает, что ему думать, чему верить.

Лучше бы профессиональное.

Лучше бы он был полным говном как фигурист. Отложил бы дебют на сезон, подрал бы еще задницы малолеткам — сунулся не вовремя, переоценил себя, в спорте такое сплошь и рядом. Он бы понял еще. Да сказал бы Виктор прямо, не вот так вот — а, это ты, ну заходи, раз приперся. Кстати, ты не огонь, Юра, вали еще пытаться. Подрасти.

Но Виктор врет. Нагло, думая, что сопляк поверит.

Плисецкий не идиот. Он видит, как Виктор смотрит на свою японскую зазнобу — как на сбывшуюся мечту. Так, что душно и тошно с ними в одной комнате, как смотреть с родителями фильм о войне, посреди которого герои вдруг начинают без предупреждения смачно трахаться. Сиди, свисти и разглядывай обивку на диване. Плисецкий краснеет, бесится и хочет уйти — и именно поэтому сидит, как привязанный, и никуда не уходит. Профессиональное, да? Окей. Теперь это так называется.

Метки у Кацуки и правда нет — на третий день Плисецкий моется с япошкой в местной альтернативе бани.

Сидит в дыре в полу в горячей воде и отчаянно скучает по деду, по России, по бане в Подмосковье. По нормальной еде. По нормальным, прямолинейным пиздюлям Якова — говно так и называется говном, хуевый прыжок такой и есть. Не «Ой, как кстати, мальчик, иди погуляй, а я тебе завтра скажу, почему ты мне не подходишь, только определюсь, это потому, что ты катаешься, как калека, или потому что ты — не мой Меченный».

Кацуки сидит рядом, ткнувшись лбом в камни, и ровно, легко дышит. У него щеки ровно горят от шеи до самых ресниц.

— Ты в порядке? С непривычки многим туристам становится плохо в онсэне…

— Отъебись, а?

— Ладно, — Кацуки точно нихрена не говорит по-русски, но матерные слова всегда преодолевают языковой барьер легче остальных. — Прости.

Плисецкий думает, что Кацуки-то, по-хорошему, ни в чем не виноват. Но это не отменяет факта, что все, что происходит, происходит именно из-за Кацуки.

Фам фаталь, блядь. Сидел себе на жопе в своей Нихонии, послушный такой, может, проникся, когда Плисецкий ему в туалете популярно объяснил, как и куда проехать. Может, и без Плисецкого давно собирался в отпуск.

Ничего не делал, никого не трогал, ага, прям бедный японский школьник, сидел, примус починял, а тут откуда ни возьмись. Оно само, я никого не просил! Русские понаехали! Сами!

Бедный Юри.

Плисецкий смеется в скрещенные руки, долго, сипло, пока не начинает икать. Кацуки смотрит на него со священным ужасом.

— Кацуки, ты «Реборна» смотрел? Аниме такое.

— Да, — Кацуки подслеповато моргает. Какое уебище, святые макароны, а. — Да, а что?

— Да так, ничего. Понравилось?

— Не очень, — Кацуки поворачивает голову и кладет щеку на кулак. На лбу у него еще ссадина — Плисецкий при встрече был очень рад его видеть. — Я не фанат сёнена. Ну, жанра боевика для мальчиков.

— Ух ты, блядь, правда? А почему?

— Неправдоподобно, — Кацуки смущенно дернул плечом, как будто извинялся за все аниме сразу. — Главный герой достает из себя силы к преодолению откуда ни возьмись. Не очень понятно, то ли его специально сделали таким неудачником в самом начале, чтобы подчеркнуть чудо, потому что таких идиотов просто не бывает. То ли нарочно сделали его могущество таким впечатляющим и внезапным. Но я не согласен с тем, что хреновый старт безо всякой борьбы сам по себе достаточное оправдание и заслуга для…

— Для внезапно привалившего счастья.

— Да, — Кацуки смотрит удивленно. — Именно, Юрио. Тебе тоже не нравится Цуна?

— Мне не нравится кличка «Юрио».

А еще Плисецкому не нравится Кацуки Юри. По умолчанию, с первого же взгляда. И не зря.