Некоторых людей стоило бы придумать (СИ)

Я постоял так, слушая, как он дышит — тяжело и рвано.

— Однажды я думал отпустить волосы, — шепотом. И если до этого я еще в чем-то сомневался, то теперь сгреб пряди на затылке в кулак и рывком запрокинул его голову.

— Зачем?

— Мне нравились твои волосы, я смотрел все выступления, — Юри говорил быстрой задыхающейся скороговоркой. Его била мелкая дрожь. Как ток по руке прошла, меня самого тряхнуло вдруг так, что я чуть не рухнул прямо на него.

Разжал кулак и погладил пальцами затылок, и Юри застонал.

В голос.

Коротко и отчетливо.

А потом встал и закрыл лицо руками. Я запнулся о его стул, не успев выпрямиться, — так он резко вскочил.

— Юри?

— Прости.

— Юри, стой, ты куда?

— Я думаю, я схожу в парикмахерскую. Спасибо, Виктор, — он даже дверь за собой не прикрыл, хотя с ним такого не бывало.

Я стоял, как идиот.

Сбежал.

Потек в моих руках, как вода между пальцев, и удрал, испугался.

Вот именно тогда, когда мы договорились, что мы тренер и подопечный.

Зачем тогда вообще пришел-то?

Я облапал его везде, где мог, в источниках.

И он умудрился выкрутиться, растяжка же.

А тут… волосы расчесал. И все.

Я от шока схватил себя за волосы и дернул на всякий случай, так, что глаза заслезились.

Ладно. У всех бывает. Новая интересная информация, интимные подробности, ты же их собираешь, Никифоров, ты радуйся давай, а не залипай…

Почему-то новую интересную информацию не хотелось использовать, как всю предыдущую.

Эту хотелось хранить у сердца.

Юри Кацуки заводится, когда прикасаешься к волосам. К голове. Млеет. Ластится. Возбуждается так, что сам пугается своей реакции.

Я держал его за волосы. Аккуратно заправлял за уши, перебирал, пропускал через пальцы — и хватал за пряди на макушке, насаживая ртом на себя.

Юри дрожал всем телом и закрывал глаза. Царапал мои бедра короткими ногтями и ровно дышал через нос. До горла он заглотить не мог, но старался.

Когда он открыл глаза и глянул вверх, в мое лицо, меня как будто уронили с огромной высоты в море.

Я упал на постель и резко сел. Ладно, не заорал самым позорным образом.

Юри сидел в ногах, подобрав под себя пятки, абсолютно одетый и сна было ни в одном глазу. Он тяжело дышал.

Думать не хотелось, как я выглядел во сне. Надеюсь, я хотя бы молчал.

— Виктор, — Юри рассеянно погладил Маккачина, которого потеснил, и сунул мне свой смартфон с наушниками. — Я нашел музыку.

— Что?

— Музыку, — Юри, кажется, светился в темноте. — Для произвольной программы.

========== 7. ==========

Когда о тебе говорят — всегда понижают голос,

И не могут найти нужных слов, чтобы выразить весь свой ужас.

Мастера намеков, — даже они бессильны!

Объяснить за стаканом чая, что же в тебе такого.

Мы с Юри друг друга стоим.

Эта мысль родилась однажды утром в самолете и мне диво как понравилась.

Я проснулся, как от толчка, от того, что на меня кто-то смотрит.

Засыпая, я помнил, что Юри был справа, открыл глаза, повернулся — Юри смотрел в иллюминатор, заткнув уши своими старыми наушниками и покачивая головой в такт музыке.

Жгло слева.

Я покосился — через проход сидела девушка европейской внешности, высокая, с крупным носом и породистым лицом, у нее были длинные светлые волосы и тяжелая, полная грудь.

Я улыбнулся. Здравствуй, хорошая моя.

Глаза какие дивные — серые с ледяным серебристым крапом. Откуда ты такая, Снегурка? Явно же Скандинавия, белая кожа и веснушки. Почему ты летишь с Кюсю в Сикоку?

Девушка блеснула белоснежными зубами. Я мысленно назвал ее Ингрид.

Ингрид сонно потянулась и стала рыться в своем рюкзаке.

Она протянула мне согнутую пополам брошюру какого-то очередного курорта Японии.

Поверх иероглифов косым крупным почерком вывела:

«Вы — Виктор Никифоров».

Я повернулся к Юри, чтобы попросить у него ручку, и чуть не выронил чертову бумажку.

Юри встретил мой взгляд и улыбнулся. Потом посмотрел на Ингрид и улыбнулся шире.

Охуеть. Мне что, только что стыдно стало?

Я порылся в своем пиджаке и нашел ручку сам. Юри наблюдал за мной с интересом — давай, мол, действуй, я посмотрю.

«Хотите автограф?»

Я торопился, и ручка скользила. Юри, наконец, отвернулся и поправил наплечную подушку. Спасибо ему.

Ингрид развернула бумажку и усмехнулась. Она застрочила, не глядя больше на меня. Я ждал, рассматривая собственные руки. Пальцы подрагивали. Дожился.

«Фото было бы лучше. С Вами Юри Кацуки?»

Она написала «Юри» с ошибкой, J вместо Y. Мне захотелось по-детски переправить ее, зачеркнуть. Насколько я помню, в английских новостях Юри всегда писался именно так.

Шикарно просто. Я к ней на коне, а она смотрит на Санчо Пансо.

Я толкнул Юри локтем, и он затравленно обернулся.

Почему я в тот момент решил не думать о причинах такого хмурого настроения?

Понятия не имею.

Юри пробежал глазами текст и вдруг покраснел. Он кивнул и взял у меня ручку, разгладил бумажку на колене.

Почерк у него был просто неприлично кошмарный, даже для иностранного носителя. Юри быстро вывел:

«Здравствуйте. Это я. Очень рад. Будете на национальных по фигурному катанию — надеюсь, Вам понравится.»

Ингрид улыбнулась так ослепительно, что мне хотелось прикрыть лицо.

«Удачи вам обоим. Я читала вашу историю в Интернете».