Некриминальная повесть

Петр вернулся к себе. В холодильнике Петр взял колбаски, капусты тушеной и баночку щей, сложил все в тряпочную сумку. Петр оделся, призвякнув лишь пряжкой ремня, взял у двери большой зонт и на цыпочках вышел. У калошницы, сняв свои тапки, переобулся и в полумраке натер ботинки свои гуталином. Гуталин он намазывал щедро, промазал ранты, надеясь, что это поможет не быстро промокнуть в дождливую хмарь, что скрыла в своих облаках самый верх недостроенной башни.

Зонт

Лифт спустил Петра вниз. Он вышел внутрь подъезда, услышал, как дождь тарабанит по подоконнику лестничной клетки. Еще шесть ступенек и дверь. Петр вздрогнул от мысли, в какую он хмарь сейчас выйдет. Но хотелось ему встретить Анну. Ему так хотелось получше запомнить ее, рассмотреть очень близко, потом – рисовать, рисовать, рисовать. А что еще ему ждать от женщины с кольцом на пальце?

Но чтобы увидеть ее, надо было идти через парк, его лужи и грязь. Или, бог с ней, с Анной – таким был второй вариант: сразу ехать на работу, сев на остановке в автобус, а к нему сто шагов сразу налево. И привезет он к метро, и будет сухо. Но Петр свернул направо в арку. Надо было не опоздать и на место явиться раньше ее.

Раскрыв зонт, пройдя арку, Петр через двор направился в сторону парка. Он торопился и хлюпал в ботинках по лужам, перепрыгивал их. Вот носки уж намокли, и Петр шел просто по лужам теперь напрямик, не видя смысла изыскивать сушу на тропках. И Анна в глазах была у него, такая и как тогда, когда он рисовал ее по памяти. Эскиз для картины тогда получился похож на иллюстрацию к «Даме с собачкой» у Чехова. Но Анна была без собачки, хотя и с белым зонтом.

Петр видел ее все больше мельком и каждый раз жадно пытался запомнить любую деталь ее тела. На ней были пальто или плащи, иногда – новомодный пиджак делового фасона. И все это ей шло. Но в платье, в котором Анна была на картине, она была особенно прелестна.

Сколько раз он стоял с нею рядом в трамвае? Он видел кольцо на руке. Оно не смущало его, а лишь отдаляло знакомство. Он читал ее линии тела под этой одеждой, и в воображении его она представала совсем по другому – как женщина.

Аллея раскисла совсем. В ботинках вода просто хлюпала. Петр спешил и успел: Анна стояла, похоже, не долго. Трамвай был еще вдалеке – на другой остановке. Народ подходил и подходил, и под навесом теперь не вмещался.

Зонт, как Петр подметил, у Анны был сегодня с каким-то дефектом, и Анна боялась, что с ним еще что-то случится, и посматривала на него вверх.

– У меня зонтик больше… – Петр встал совсем рядом. – Давно его нет? – спросил Петр о трамвае.

– Минут десять, не меньше, – ответила Анна, окинув заговорившего с ней сверху вниз и снизу вверх своим взглядом.

Петр тоже глянул вниз своих брюк – концы брючин промокли.

– А вы сверните зонтик, – предложил он. – Пусть стечет.

– Вы любезны… – Она начала что-то делать с зонтом, с которым (Петр понял) трудно сладить. – Не складывается! И не раскладывается – тоже! – У Анны в руках зонт заклинило.

– Если вы подержите мой зонт, – предложил Петр, – я посмотрю, что с вашим.

Большой зонт Петра закрыл от дождя их обоих. Петр пытался понять, почему ее зонт не работал. Он увидел: у спицы протерлось ушко, и она не держалась в шарнире. Но было с зонтом еще что-то, из-за чего он плохо работал.

– Древний он у вас какой-то… – Петр соображал, что делать с механизмом. – Новый надо купить, или… – он замялся, – этот сделать: – Вот здесь молоточком приплющить и тонким сверлом просверлить… В мастерской могут сделать за пять минут! Надо не больше! Ну, и рубль за работу возьмут…

– Спасибо! – сказала она. – А, а вот и трамвай.

Трамвай начинал снижать скорость с учетом того, что шел дождь и башмаки тормозов у него скользили по рельсам, словно по маслу.

Дверь оказалась как раз перед ними. Народ напер сзади. Хотелось подать Анне руку, она б оперлась на нее, но дверь пришлось открывать самому и толкаться в ажиотаже лезущих внутрь вагона. Петр с дамой своей втиснулся внутрь вагона, едва не разлучившись с ней в сутолоке тел. Разворот! Разворот! Еще разворот своим телом среди бедолаг— пассажиров и с Анной они оказались буквально, нос к носу. Ее нос оказался чуть выше его. Так что если бы им целоваться, то голову ей придется пригнуть. Но она была очень красива. «Нравятся мне высокие, – подумал Петр. – Беда у высоких одна: они себе часто не нравятся, горбятся, вжимают шею в плечи, не носят каблуки».

Ее каштановые волосы спускались ниже плеч и закрывали шею, не длинную, но тоже красивую шею, которую она, почуяв его взгляд на ней, нелепо подогнула. Глаза их встретились, и Петр поразился тому, что и он будто нравится ей. Анна, похоже, в глазах его мысль поняла и распрямилась.

На лице ее были веснушки, много-много веснушек: на щеках, подбородке, на шее – везде, где только Петр мог их увидеть. Она держалась сверху за поручень, кулак повернув кольцом вверх, что бы Петр не видел.

– Хотите, ваш зонт починю? – Петр кашлянул. – Не сегодня, конечно: сегодня он вам нужен, а у меня с собою дрели нет…

– А у меня в школе есть… – сказала она.

– Вы учительница?