Некрофилия: психолого-криминологические и танатологические проблемы

Как отмечалось, М. Элиаде высказал интересную мысль, что в современном обществе человек ощущает себя узником своей повседневной работы, в которой он никак не может уйти от времени. И так как человек не имеет возможности «убить» время в течение своих рабочих часов, он старается уйти от времени в часы досуга: отсюда и ошеломляющее количество отвлечений внимания, изобретенных современной цивилизацией. Чтение и зрелища позволяют человеку уйти от времени, выйти из своего собственного течения времени, чтобы идти в другом ритме, жить в иной истории. Для современной личности это является превосходнейшим отвлечением, дающим иллюзию господства нал временем, что, как «вполне можно предположить, удовлетворяет тайное желание человека уйти от неумолимого течения времени, ведущего к смерти»[71]. Можно, стало быть, утверждать, что это, видимо, один из возможных бессознательных путей преодоления страха смерти, особенно если повторить вслед за М. Элиаде, что современность изобрела великое множество отвлечений.

По мнению В. Райха, страх смерти идентичен неосознанному страху оргазма. Деструктивный импульс появляется в живом существе в том случае, если оно хочет уничтожить источник опасности. Тогда разрушение или умерщвление объекта является биологически осмысленной целью. В качестве мотива выступает не первоначальное удовольствие от деструкции, а заинтересованность влечения к жизни, в том, чтобы обойтись без страха и сохранить «Я» в целом. В опасной ситуации я уничтожаю то, что порождает ее, потому что хочу жить, не испытывая страха. Влечение к деструкции начинает служить первоначальной биологической воле к жизни. С этими положениями В. Райха можно согласиться, но с целым рядом весьма серьезных замечаний и дополнений.

Во-первых, не всегда агрессия, смертельная в том числе, осуществляется ради сохранения собственной жизни, то есть защиты. Во многих случаях убийца вполне четко осознает, что ему никто не угрожает, бессознательное не посылает ему об этом никаких сигналов.

Во-вторых, существует достаточно мною людей, которым сама агрессия доставляет удовольствие. Некрофильский человек убивает только ради убийства, но решает при этом свою собственную проблему. Она настолько значима, что чужая жизнь просто не принимается во внимание.

В-третьих, страх смерти не идентичен страху оргазма. У В. Райха автор настоящей работы не нашел убедительных доказательств этого.

В последнем аспекте большой интерес представляют уже упоминавшиеся взгляды В. Райха на агрессивную сексуальность. Он считает, что если она не имеет возможности найти удовлетворение, то все же сохраняется стремление к его достижению. Тогда возникает импульс на получение удовольствия любыми средствами. Агрессивная нота начинает заглушать любовную. Если цель достижения удовольствия полностью исключена, стала бессознательной или связана со страхом, то агрессия, которая первоначально представляла собой только средство, сама становится действием, разряжающим напряжение. Она приятна как проявление жизни. Так возникает садизм. Из-за утраты подлинной цели жизни развивается ненависть, самая сильная в тех случаях, когда встречаются препятствия любви или стремлению быть любимым. Вытекающее из ненависти стремление к уничтожению превращается в сексуальное действие, чему соответствует, например, убийство на почве полового извращения. Его предварительным условием является полная блокировка способности испытать естественное генитальное наслаждение. Тем самым садизм как половое извращение является смешением изначальных сексуальных импульсов с вторичными деструктивными. В животном царстве оно отсутствует и представляет собой лишь приобретенное свойство человека, вторичное влечение.