Некровиль

– Сол, уведи нас от него, – приказал капитан Савита.

– Слишком близко. – Цифры в черепе Сола были безжалостны. – Даже если я отключу катапульту, он все равно сможет переработать на топливо газ из системы жизнеобеспечения и компенсировать изменение курса.

Командная утроба содрогнулась.

– Твою мать… – благоговейно выругался кто-то.

– Еще немного – и мог попасть, – доложил Коби. – Если бы Сол не прибавил скорости, угодил бы точно в цель.

– Катапульта в порядке, – доложил Сол.

– Райли мертв, – сказал капитан Савита.

Пятьдесят ракет превратились в двадцать, но Эмилио и Райли погибли, а дистанция сокращалась вместе с пространством для маневра. Ошибки были недопустимы.

– Двести пятнадцать секунд до столкновения, – объявил Коби. Основная масса ракет устремилась хвостом за «Святой Джуди». Огава и Шкура – сетка Мандельброта и далматинские пятна – сражались в арьергарде, не давая преследователям достичь цели. Оливково-зеленая рябь и красный с тигровыми полосками заняли позицию между кометой и кораблем. Квинсана и Элена.

Иисус, Иосиф и Мария, близилась решающая схватка!

Сол пожалел, что не может избавиться от изображений, транслируемых прямо в мозг. Он не хотел ничего видеть. Лучше внезапная аннигиляция, слепота и небытие, которые сменяются светом погибели. Таймер обратного отсчета был безжалостен, словно палач.

Но нельзя зажмуриться, если смотришь внутренним взором. Сол бессильно наблюдал, как погибает Квинсана: вспышка с мясного корабля пронзила и разорвала его оливково-зеленый крест. Наблюдал за тем, как Элена исполосовала мясо лазерами, рассекла на дрожащие куски, и двигатели взорвались, а обломки полетели прочь от «Святой Джуди». И за тем, как она не успела увернуться – опоздала, не рассчитала, – и деталь системы жизнеобеспечения отсекла нижнюю часть креста вместе с маневровыми двигателями и световым парусом, и полосатый ангел полетел кувырком во тьму, искалеченный и обреченный.

– Элена! – закричал он вслух и мысленно. – Элена! Господи боже! Иисусе!

Но Сол Гурски не верил ни в того, ни в другого, и потому они позволили Элене Асадо отправиться в бесконечный полет в сторону красивого скопления галактик в созвездии Девы. Последняя вспышка гнева Земли против собственных детей иссякла: осталось двадцать ракет, десять, пять, одна. Ноль. «Святая Джуди» продолжила медленно выкарабкиваться из гравитационного колодца в густую тьму и лютый холод. Пятьсот двадцать пассажиров спали во льду как младенцы, как мумии в гробнице. Соломону Гурски и остальным предстояло вскоре к ним присоединиться, чтобы в объятиях льда умереть на пятьсот лет, пока «Святая Джуди» совершит переход к другой звезде. Окажись это сон, думал Сол, я смог бы забыть. Во сне все менялось: воспоминания становились снами, сны – воспоминаниями. Во сне существовало время, а время – это перемены и, возможно, шанс стереть из памяти воспоминание о том, как она улетала прочь, обреченная кувыркаться вечно, поскольку те же силы, что один раз ее воскресили, делали это снова и снова, а солнечный свет давал ей пищу; она не могла умереть. Но его ждал не сон. Его ждала смерть, которая теперь ничего не значила.

Пятница

Мужчина и женщина смотрели, как горит город. Это был один из декоративных равнинных городов, которые народ Зорких наблюдателей возвел и поддерживал в приличном состоянии ради эйстетводов[231], случавшихся раз в четыре года. Городок походил на драгоценный камень, а еще в нем было что-то от цветка, спирали, морской волны. Его в той же степени можно было назвать огромным зданием, что и миниатюрным городом. Он горел весьма элегантно. Разлом прошел точно посередине. Трещина была чистая и прямая – чего и следовало ожидать от Зорких наблюдателей – и разделила криволинейную архитектуру пополам сверху донизу. Земля все еще содрогалась от толчков.

Город мог бы починить себя сам. Он мог бы погасить пламя – перекрыв, как предположил мужчина, поток магмы, – изменить форму оплавленных островерхих крыш, стереть копоть, избавиться от трещин и пропастей. Но его текторные системы утратили цель, а душа улетела к Небесному древу, чтобы присоединиться к остальным Зорким наблюдателям в их исходе.

Женщина смотрела, как дым поднимается в темнеющее небо, скрывая огромный опал Уризена.

– Это было не обязательно, – проговорила она. Ее кожа выражала печаль, смешанную с недоумением.

– Он им больше не нужен, – возразил мужчина. – И в разрушении есть определенная красота.

– Это пугает меня, – призналась женщина, и рисунок на ее коже подтвердил. – Я никогда раньше не видела, чтобы что-то заканчивалось.

«Повезло», – подумал мужчина на языке, пришедшем из другого мира. Погодное зрение уловило вихрь: надвигалась большая буря. Впрочем, после начала орбитальных возмущений они все были большими. С каждым разом все мощнее. В конце концов ураганы вырвут леса с корнем, и атмосферу унесет в космос.