Некровиль

В тот день, во время путешествия к воспоминаниям мужчины, они наткнулись на пустую яхтенную пристань; воды нет, сплошной песок, повсюду валяются понтоны, выброшенные на берег цунами. Лодки так и вовсе раскидало на расстоянии получаса ходьбы. Пустые корпуса по ватерлинию утопали в дюнах, мачты с парусами застряли в кронах деревьев. Погода была первым, что вырвалось из-под контроля. Мужчина почувствовал внезапное напряжение в теле женщины. Она осознала себя свидетельницей подготовки к концу света.

Когда они добрались до уединенной долины, которую аура мужчины выбрала как самое безопасное место для ночлега, поднялся ветер, и мертвый город со всеми изгибами и трещинами начал издавать тихие стоны и аккорды. Когда их элементальные плащи соединились и погрузили корни ночной раковины в камень, мимо пронеслась стая пузырей, которые от порывов ветра дрожали и блестели. Женщина поймала одного; крошечная машина на мгновение прильнула к ее руке, питаясь биополем. Прозрачная шкура радужно переливалась, словно масляная пленка; через некоторое время существо затрепетало и лопнуло, превратившись в лужицу тектоплазмы. Женщина наблюдала за ним, пока элементали не закончили строительство убежища, но создание оставалось мертвым.

Под изборожденным канавками пологом, который элементали вылепили из кремнезема, мужчина и женщина занялись любовью, поспешно и вместе с тем методично. «Секс и смерть», – промелькнуло в той части сознания мужчины, где субвокальная вместеречь не могла ничего подслушать. Мысль была чужеродной.

Потом женщине захотелось поговорить. Она любила поболтать после секса. Почему-то в этот раз она не попросила рассказать о том, как он и другие Пятьсот отцов построили мир. «Поболтать» с ее точки зрения означало, что говорить должен именно он. Сегодня она не хотела, чтобы он говорил о начале мира. Ее интересовало, как все закончится.

– Знаешь, что меня бесит? Не то, что всему приходит конец. Вот у меня в руке лопнул пузырь, и я не могу… постичь, что с ним произошло. А что говорить про целый мир?

– Для этого чувства есть особое слово, – мягко проговорил мужчина. Над куполом их ночной раковины бушевал вихрешторм, он был в самом разгаре. Мужчина подумал: тонкая шкура – вот и все, что не дает ветру ободрать плоть с их костей. Так или иначе, текторы вцепились в скалу крепко и уверенно. – Это слово «умирать».

Женщина сидела, подтянув колени и обхватив их руками. Она была обнажена; вихрешторм как будто проник в ее душу.

– Меня бесит, – сказала она после паузы, – что осталось так мало времени увидеть и ощутить мир, прежде чем его поглотят холод и тьма.

Она была Зеленая: родилась во время второго из быстрых сезонов короткого года; Зеленая из народа Тайного замысла, первое за восемьдесят лет дитя пуэбло Древнего красного хребта. И последнее. Восьми лет от роду.

– Ты не умрешь, – сказал мужчина, и его кожа, транслируя утешение и отеческую заботу, покрылась завитками, похожими на циклоны великого Уризена, простирающиеся по ту сторону летящих туч вихребури. – Ты не можешь умереть. Никто не умрет.

– Знаю. Никто не умрет, мы все изменимся или заснем вместе с планетой. Но…

– Неужели так страшно отказаться от этого тела?

Она коснулась лбом коленей, покачала головой.

– Не хочу его терять. Я только начала понимать это тело, этот мир, и теперь у меня все отнимут, и силы, которые принадлежат мне по праву рождения, окажутся бесполезными.

– Существуют стихии, неподвластные даже нанотехнологии, – сказал мужчина. – Она делает нас хозяевами материи, но над фундаментальными параметрами – гравитацией, пространством, временем – не имеет власти.

– Почему? – спросила женщина.

Мужчине, который измерял время старыми, более длинными годами, вопрос прозвучал так, словно ей было восемь лет по земным меркам.

– Когда-нибудь узнаем, – сказал он, понимая, что это не ответ.

Женщина была того же мнения.

– Пока Орк будет пребывать в двухстах миллионах лет от ближайшего солнца, а его атмосфера превратится в лед, покрывающий горы и долины… – проговорила она.

«Горе, – прибавила ее кожа. – Ярость. Утрата». Двухтысячелетний Отец коснулся маленьких вздернутых грудей молодой женщины.

– Мы знали, что орбита Уризена нестабильна, но никто не смог просчитать его взаимодействие с Ульро.

Ирония судьбы: мир, названный в честь огненного демона Блейка[232], погрузится во тьму и лед, а Уризен и его уцелевшие спутники будут полыхать в двух миллионах километров от Лоса.

– Сол, тебе не нужно извиняться передо мной за ошибки, которые ты совершил две тысячи лет назад, – сказала женщина, которую звали Ленья.

– Но мне нужно извиниться перед всем миром, – сказал Сол Гурски.