Некровиль

– Это один из тех извращенных законов, которые управляют человеческой болью, – сказала Тринидад. – Чем омерзительнее ублюдок, тем сильнее мы его любим. Перес определил мою жизнь. Все, чем я была, стало реакцией на него; без него Тринидад не существовала. Еще до того, как психопроги покончили со мной, я рыскала по холмам в поисках нового Переса, чтобы вручить ему нити своей судьбы. Если проги говорили мне чего-то не делать, я делала, потому что в худшем случае эти любовники не причиняли вреда, а в лучшем – я ощущала нечто живое. В том году, когда я прекратила терапию, у меня было тридцать романов: самый короткий продлился двенадцать часов, самый длинный – три недели. Чтобы найти себя, мне пришлось раствориться в других.

Многочисленные свечи «Посады» догорали, превратившись в слабо светящееся созвездие, сокрытое в поникшей зелени. Гроза миновала, и теперь по крыше мягко стучал дождь.

– Ты уже нашла себя? – спросила Монсеррат Мастриани.

– Возможно, – ответила Тринидад.

– Ты поэтому здесь, чтобы найти Переса? – спросила Розальба.

– Нет-нет, конечно, это не так, глупая девчонка, – раздраженно перебила Монсеррат. – Неужели ты не поняла ни слова из того, что тебе сказали?

– Нет, я знаю, что не могу его найти, я больше не хочу его искать. Я пришла сюда в эту Ночь мертвых, потому что Сантьяго Колумбар пригласил меня.

– Почему он это сделал? – Теперь в разговор вступил Саламанка, примостившийся на краю стола. – Точнее, почему ты приняла приглашение?

– Потому что хотела доказать, что не боюсь ни Города мертвых, ни его. И поскольку я чувствовала, что он может что-то знать о смерти Переса, я действительно не боялась.

– Он знал? – Снова Саламанка.

– Он не смог устоять. Он обещал мне, но не сдержал слово. Полицейские округа Сан-Бернадино отследили пауков до заведения Майкла Рочи; чего они не знали, так это того, что Роча соорудил эти штуки по схемам и планам, созданным Сантьяго Колумбаром. Он убил Переса – все равно что сердце ему вырезал собственными руками.

– Говнюк, – неожиданно сказала Розальба.

– Лучше живая крыса, чем мертвый лев, – говорили в старом Сингапуре. – Новый голос раздался прямо за спиной Тринидад, так внезапно, что она вздрогнула, как будто ей угрожала физическая опасность. – А еще лучше живой лев. Вместо того чтобы заигрывать со смертью, твоему другу следовало прийти к нам, чтобы пожать руку вечной жизни. Истинному бессмертию. Отличная история, сеньора. Заставляет наши маленькие литании о раке, трусости и вероятности звучать вполне обыденно. Это не критика, отнюдь.

Говоривший был высоким худощавым мужчиной, одетым в промокшую зеленую робу, как у пастуха. Его лицо скрывала шляпа того же стиля; та часть, которую Тринидад видела, была усталой и серой. Он был немолод, но выглядел все-таки старше своих лет. Таким мог бы стать Сантьяго спустя десятилетия, измученный невыносимой тяжестью бытия.

– Позвольте представиться, сеньора? Меня зовут Йенс Аарп – я наставник; тот, кто ищет и находит; тот, кто открывает пути к истинной вечной жизни.

Прячась в тени, Йау-Йау увидела, как отъезжает мобильная травматология. Эллис стоял на улице и следил за мигающими синими огнями, пока они не слились с потоком транспорта, после чего вернулся в дом. Хорхе, старший партнер, уехал в машине скорой помощи. Ей вслед пророкотал гром, словно злой пес, ненавидящий автомобили. Спрятавшись среди баков и мешков с мусором, Йау-Йау сгорала от угрызений совести. Она должна пойти к ним. Она обязана пойти к ним. Но ей не хватало смелости приблизиться. Она притягивала к себе демонов. Эти демоны удостоверили свою неразборчивость в средствах на более чем семидесяти трех процентах кожи Трио.

Люди умирали и от меньшего. Уходили в Великую Тьму. Вряд ли у Трио есть медстраховка, не говоря уже о полисе инморталидад. Не умирай, хорошо? Ну и что, что ты выше, красивее, стройнее, успешнее меня… Не умирай.

Йау-Йау шмыгнула носом, смахнула слезы кулаком. Поднесла персоналку к губам и замерла, парализованная осознанием того, что Мирозданию больше нельзя доверять. Ее персоналка могла быть маленьким Иудой, закрепленным на запястье. Легион жучков мог прятаться в укромных уголках мопеда. Ее вирткомб мог сообщать невидимым наблюдателям о каждом ее шевелении. Доверять можно было только собственной гладко выбритой шкуре, которая явно не останется нетронутой надолго.

– Эллис, – прошептала она. Его личная эмблема, кенгуру-серфингист с гениталиями невероятных размеров, возник на крошечном экране. Давай, давай, давай! – Эллис, возьми себя в руки и выйди на связь, ты мне нужен.

И Эллис появился. Не виртуальная конструкция, не интерактивная иконка. Собственной персоной.

– Йау-Йау. Где тебя черти носят?

Вот уж точно, черти – ведь ее рай исчез навсегда.

– Я… Мне лучше не говорить, где я нахожусь. Господи Иисусе, Эллис, они знали мои проги, мои коды доступа, мои определители местоположения, все.

– Они?! Так это не случайный резонанс?

– Эллис, я…

Эллис, я не могу сказать. Эллис, я не смею. Эллис, я должна.

– Эллис, у меня неприятности.