Некровиль

И зачем, спрашивается, они с ней заигрывали и делали вид, что домогаются? Воображая, как эта банда самцов-выпендрежников очутилась в даосском аду, где – по рассказам бабушки – отказавшие нуждающимся в правосудии претерпевают генитальные пытки, Йау-Йау опять оказалась на улице, где Энтони Перкинс подглядывал за Джанет Ли, собравшейся принять душ. Позвонить нельзя, ворваться нельзя, перелезть через изгородь нельзя – ее обязательно зажарит какой-нибудь мехадор, почти такой же безмозглый, как и его оператор, – клиентки нет, улик нет, идей нет, дома нет, друзей нет, бежать некуда, средств на карте не хватит даже на чашку кофе. Ну и что ты теперь предпримешь, малышка-адвокатесса?

Да пошло оно все к чертям собачьим. Попытка не пытка.

От свиста даже сегуридадос приподняли забрала и принялись растерянно озираться. Он растворился в раскатах грома, который удалялся на восток. По улице пронесся холодный ветер.

В вестибюле закусочной «Последний шанс» зазвонил телефон. По какой-то причине все сотрудники уставились на свои руки.

– Алло?

– Привет, Йау-Йау. Рада, что ты позвала. Мне не нравилось, что мы перестали быть друзьями.

– Мне нужна услуга.

– Говори.

– Мне нужно попасть в некровиль.

– Жаль об этом говорить, Йау-Йау, но охранные компании оцепили город мертвых и не пустят тебя до утра. Это не может подождать?

– Нет, блин, это… – «Uno dos tres cuatro cinco seis…»[147] – Мне надо туда попасть сейчас же.

– Сложновато. Но я постараюсь – мы же подруги.

Картинка замерла – Йау-Йау догадалась, что это означает «я занята». Uno dos tres cuatro cinco segundos[148]. Видимо, задача и впрямь непростая даже для существа, которое обитало в мировой паутине данных и измеряло время в планковских единицах. Серафино вернулся, мерзко ухмыляясь.

– Йау-Йау, если ты свернешь в проулок слева, сразу за этим кафе, то увидишь, что по нему можно попасть в округ Святого Иоанна. Там забор из сетки, через который ты без труда перелезешь. К сожалению, он оснащен пассивными и активными сенсорными системами и системами оповещения, а также самонаводящимся теслерным оружием, и еще находится под током. Понимаю, звучит так себе, но ты не расстраивайся. Я же сказала, что попытаюсь затащить тебя внутрь – и я это сделаю, честное слово.

– Давай просто сделаем это. – Волшебное слово. Помни, что эти твари по уровню эмоционального развития – все равно что пятилетние дети. – Пожалуйста.

– Я так счастлива, что ты позволяешь мне продемонстрировать дружбу, Йау-Йау. Вероятность значительных осадков в ближайшие пятьдесят три секунды составляет девяносто восемь процентов. Это подходящее время, чтобы сделать ход. Я могу отключить основные, резервные и вспомогательные системы, что даст тебе гарантированные тридцать три секунды, прежде чем кто-нибудь задействует другую разновидность охраны. Надеюсь, мы скоро опять поболтаем, Йау-Йау. А сейчас…

Свет начал гаснуть: улица за улицей, квартал за кварталом, район за районом. Тьма опустилась на Западный Голливуд, словно тень от господней ладони. Сбитые с толку разряженные carnivalistos заметались в испуге. Кафе погасло, как новогодняя игрушка, разбитая ударом молотка. Джанет Ли повернулась, закричала, увидев опускающийся нож Матери, и канула в небытие. Светящийся V-образный разрез некровильских врат дважды мигнул и издох.

Грянул ливень. Сквозь потоки воды виднелись фары и фонари сегуридадос, слышались чьи-то голоса.

– Беги, подруга, – прошептала Кармен Миранда, но адвокатессы уже не было на прежнем месте: она карабкалась по сетке забора все выше и выше.

«Вперед, Йау-Йау!»

И на ту сторону.

Огни зажигались попарно. Молоденький официант подошел к телефону, чтобы повесить болтающуюся трубку, и озадаченно уставился на экран, где было написано: УЖЕ СКУЧАЮ ПО ТЕБЕ…

Туссен чувствовал восходящий поток воздуха как смутное тепло на лице.

Мысленный приказ: кончики крыльев изогнулись, аэродинамический профиль изменился; летун повернулся в потоке. Для формирования нужных нейронных путей потребовалось время и терпение, зато теперь команды выполнялись бессознательно: Туссен был словно пианист, исполняющий на концерте один из этюдов Дебюсси. Обернувшись, он увидел три других крыла, следовавшие вереницей. Знакомый узор на крыле Хуэнь – синий кондор – был подобен длинному холодному когтю, который воткнулся в сердце.

Индикаторы на сетчатке вспыхнули пятью разновидностями инфопаники. Надвигался крупный шторм: эти восходящие потоки были всего лишь его предвестниками. Туссен сморгнул ненужную информацию. Натяжение и трепет крыла, растянутого между спинными лонжеронами, говорили ему все необходимое о состоянии неба.

В голове раздался голос Квебека. Шипли воткнула в ухо Туссену наушник, который пришлось принять, но ему не предоставили никакого средства вещания. Он подозревал, что предназначение у этой штуковины было одно – дать Квебеку возможность говорить беспрепятственно.

Зовите меня Квебек.