Если красоту можно рационализировать как соответствие своему предназначению, то они были самыми красивыми существами, которых я когда-либо видел. Созданными для космоса, как птица для полета. Их шкуры были покрыты узорами и пятнами опознавательных знаков; лица превратились в пустые маски, которые, тем не менее, казались обладающими всеми органами чувств. Вместо ног у них были длинные, мощные руки, очень гибкие и с цепкими пальцами. Этими нижними руками они держали тяжелые лазерные резаки, которыми вскрыли наши пузыри-обиталища. Превратности реконфигурации лишили их гендерных отличий, но у меня сложилось впечатление, что командир был женщиной.
– Добро пожаловать на Тессье-813, – сказала Марианна, наш капитан. – Пожалуйста, примите нашу капитуляцию.
– Спасибо, – сказала их предводительница на испанском с сильным акцентом. Пятна полихромной кожи на ее плечах, сосках и ягодицах вспыхнули синим, идентифицируя говорящего. – Простите.
Она всадила Марианне в живот короткий гарпун, соединенным моноволокном с оружием в верхней правой руке. Телесные жидкости под воздействием внутреннего давления хлынули фонтаном. Пока Марианна умирала, корчась в судорогах на конце троса, налетчики открыли огонь. Меня убили последним.
В третий раз я воскрес во тьме и стал звать друзей, которые погибли у меня на глазах.
– Все в порядке, – раздался женский голос в тревожной близости от меня. – Ты долгое время был мертв и преодолел большое расстояние. Корабли «Эварт-ОзВест» – настоящие колымаги, и никакие лунные пертурбационные маневры тут не помогут. Мне жаль, что тебя и твоих друзей пришлось убить; нам было гораздо удобнее сдать вас на хранение перед коррекцией курса; в любом случае, когда мы ее завершили, то и сами покончили с собой.
– Кто вы такие? Что это? Где я?
Если наловчиться, можно услышать, как собеседник улыбается.
Слабое голубое свечение изгнало тьму. Я увидел парящего рядом четырехрукого ангела, а за ним – звезды. Свет стал ярче. Взошло ослепительное пятнышко солнца. Я вскрикнул от изумления.
Шар из тектопластика, в котором мы находились, был одним из сотен в аморфной россыпи жилых модулей, раскинувшейся на километры и похожей на лягушачью икру. Но даже эта россыпь казалась незначительной по сравнению с объектами, заполнившими небо надо мной. Огромные нанофабрики поглощали астероиды целиком, превращая в паутину и листы строительных материалов или скопления сверкающих органохимических производящих модулей. Еще ярче светились зеркала-люнетты[149] и пришвартованные космические парусники; позднейшие нанотехнологические дополнения опутывали старые поселения О’Нила[150], словно корни. Купольные и цилиндрические фермы повернули прозрачные лики к солнцу, их изогнутые внутренние поверхности напоминали шахматную доску из-за квадратов, засеянных зерновыми.
Я наблюдал, как плиты из грубо обработанного астероидного материала вращаются на свету, и с изумлением понял, что вижу на их незащищенной плоскости безошибочно узнаваемые пятна листвы. Потом случилось нечто еще более поразительное: через мое поле зрения проплыла сферическая масса темно-зеленого цвета. Я прикинул, что ее диаметр составляет почти километр, а потом понял, что это такое. Дерево. Сферическое, самодостаточное, обитающее в вакууме и питающееся звездным светом. Среди огромных листьев шевелились какие-то силуэты.
И все же, какими бы чудесными ни казались все эти вещи, они были всего лишь дополнениями к наиболее ценному предмету коллекции. Я уже заметил тень, затмевающую звезды, отблески и отсветы, намекающие на какой-то огромный невидимый объект. Теперь он полностью вышел на свет, и я обомлел.
Сопоставив размеры грандиозного колеса с объектами поменьше, я прикинул, что его диаметр – целых двадцать километров. Оно не было закончено; только три из пяти спиц соединялись с ободом. Тягачи и строительные бригады перемещали массивные куски подготовленной астероидной материи к открытым концам, где неистовые текторы-строители демонтировали их и вплавляли в растущий обод. Некоторые из более старых секций обросли поразительным вакуумным мхом и какой-то зеленью.
– Текторы уже трудятся над внутренними помещениями, – сообщила моя безымянная спутница. – Мы строим его десять лет, с той поры, как первые экипажи взбунтовались и обосновались тут, в Поясе. До конца еще лет десять. Если мясо нам не помешает.
– Оно прекрасно, – сказал я.
– Колесо называется «Неруро», а тебя приютила клада «Неруро».
Вращающийся город укатился из света во тьму, и меня до такой степени охватил благоговейный трепет, что я почувствовал покалывание в уголках глаз – прелюдию к слезам. Но слезы не пролились. Соленые сферические капельки не уплыли прочь в невесомости.
– Что вы со мной сделали? – воскликнул я, ощущая в старом, знакомом теле нечто новое и причудливое. Я посмотрел вниз. – Иисус, Иосиф и Мария!
Я со смесью гнева и оцепенения вытаращился на растопыренные пальцы новых рук. Коснулся их верхними руками; они рефлекторно сжались. Сам не понимая, что делаю, я согнул эти новые руки и ощупал их пальцами старых – верхних.