Некровиль

Сантьяго узнал об истории смерти Миклантекутли в кратком изложении медиапроги, которой поручил следить за глобальными новостными каналами в поисках историй, которые могли бы иметь к нему какое-то отношение. Он пошел на прощальную церемонию, чтобы убедиться, что это и впрямь она, что смерть защитит его от ее привязанности. За те недели, в течение которых резервуар Иисуса разбирал Миклантекутли на части и восстанавливал, уверенность пошатнулась. Сантьяго обнаружил новый процесс в своей неврологической алхимии: угрызения совести. Он не любил ее, он стал ее бояться, даже ненавидеть, но она умерла из-за него, и его руки навсегда останутся нечистыми.

Народная мудрость гласила, что среди миллионов жителей Мертвых городов нельзя найти того, кто не хочет, чтобы его нашли. Но для больших денег существуют иные правила. Сантьяго разослал шпионов – физических, юридических, информационных, виртуальных. Они прочесывали живых и мертвых, они с помощью взятки подобрались к тщательно охраняемым файлам Дома смерти, они лазили по спискам корпоративных контрактов и полисов инморталидад. Они обнаружили Миклантекутли Resurrexit. Они сделали ей предложение, от которого ни одна уличная девчонка не смогла бы отказаться. Работать на человека, который ее бросил. Стать его агентом; продавать его вещества на улицах некровиля, где каждый тосковал по сновидениям.

Она согласилась, ее забавляли воспоминания о человеке по имени Сантьяго Колумбар.

Он не мог, просто не мог держаться подальше от людей тоскующих, склонных к саморазрушению, достаточно храбрых, чтобы подойти к самому краю и посмотреть вниз.

Тем же летом упал Перес, его разум застыл в нирване из-за нейронного ускорителя, созданного Сантьяго Колумбаром. Круг друзей распался: напряжение, которому личность Сантьяго подвергала связующие силы в его ядре, всегда было слишком велико для людей, которых он притягивал. Он оказался один среди орды приятелей – так ему было на роду написано, – и видел впереди лишь энтропийный склон разочарования и упадка. Вот тогда-то он и начал общаться с Миклантекутли. А заодно узнал, что стало для нее желаннее незаконной виртуальности, и шаг за шагом приблизился к той грани, к которой никогда раньше не осмеливался подходить.

На крыше Миклантекутли взглянула на свой антикварный «Ролекс». Она выкатилась из-под конопли и присела, словно кошка на охоте, на самом краю.

– Пойдем, corazón.

– Они ушли?

– На улицах есть люди. – Она подняла грузовой подъемник. – После вас, сеньор. Нам предстоит встреча.

Сантьяго поехал вниз. Небо, стена, дождь кружились вокруг него. Казалось, единственной неподвижной точкой был аккуратный обрубок пальца на левой руке Миклантекутли.

Они пробирались по закоулкам карнавала, прячась от Бледных Всадников среди плавучих платформ и ряженых на ходулях. Миклантекутли, схватив его запястье искалеченной ладонью, потащила Сантьяго против течения из оркестров и танцоров. В юности он однажды видел фреску в какой-то старой мексиканской базилике. Улыбающиеся скелеты тащили лордов и леди, вынуждая прыгать и скакать вместе с Пляской Смерти, заключив их руки в нерушимые костяные оковы.

Заведение Тупицы Эдди, четырехугольник с пластиковой крышей, располагалось между четырьмя хромированными закусочными, в каждой из которых обслуживающий персонал на роликовых коньках подавал блюда разной этнической кухни. Дождь барабанил по пластику, и, несмотря на протечки кое-где, столики внизу были заняты.

– Подлинный передвижной пир, – сказала Миклантекутли, поймав взгляд хозяина. – Когда он становится слишком популярным, они выстраиваются паровозиком и уезжают куда-нибудь еще. – Тупица Эдди сам принес ей «маргариту». – Моему другу – просто воды.

– Как дела? – спросил Тупица Эдди, который совсем не выглядел тупицей.

Миклантекутли подняла левую руку.

– Кто?

– Ананси.

– ¡Ay! – вздохнул Тупица Эдди. – Бледные Всадники… Я многое повидал, Миклан, но эти norteamericanos… Я слышу крики их тварей: Иисус, Иосиф и Мария, Миклан!

– Полночи впереди, мы потеряли только одного. На меня все еще можно делать ставки, Эдди?

– Сотню на тебя, Миклан, как всегда.

Он вызвал mesero, чтобы тот принес Сантьяго воды.

– Мне никто не звонил, Эдди?

– Пока никто.

– Мы рановато пришли.

Вопль аллозавра, безошибочно узнаваемый, отчетливо слышимый за шумом дождя, прервал все разговоры. Тупица Эдди нервно взглянул на Миклантекутли. Сантьяго обнаружил, что вцепился пальцами в край стола.

– О вы, маловерные. – Миклантекутли потягивала свою «маргариту». – Я не думаю, что кто-то способен притащить тектозавра весом в полтонны в битком набитую закусочную, но поди знай.

Прибежал официант с видеофоном, лавируя между столиками. Миклантекутли поставила его на плетеный столик и открыла дисплей. Изображение было нечетким из-за помех, звук слабым. Анхель из-за широкоугольной камеры в телефонной будке выглядела так, словно ее похоронили двадцать дней назад.

– Миклан. – Она едва могла говорить. – Она пропала, Миклан.

– Что пропало?