Нелепая привычка жить

Выйдя на улицу, Виталий с удивлением обнаружил, что, оказывается, прошел дождь. Отдаленный район утопал в зелени, запах влажной земли, молодой травы, свежих листьев был настолько силен, что Малахов даже остановился на несколько минут, вдыхая полной грудью и наслаждаясь ароматом весны.

«Господи, такое ощущение, что жизнь ко мне возвращается…» — вдруг подумал Виталий. Но он, конечно, помнил, что это было совсем не так…

Глава 11 Последний срок

Весь следующий день, возможно, последний в своей жизни, Малахов провел с собственной дочерью.

— О, да у тебя новая прическа! — отметил он, когда девушка утром села к нему в машину. — Здорово! Тебе идет.

— Правда? — просияла Долька, глаза-виноградины так и засветились. Она и впрямь выглядела по-другому — волосы, раньше растрепанные, в беспорядке падавшие ей на плечи и свисавшие далеко на спину, теперь потеряли почти половину своей длины и приобрели аккуратный, ухоженный вид. — Это я на праздники, пока вас не было, сходила к Лане в салон и поменяла имидж.

— А я и не знал, что ты пользуешься услугами ее салона, — этот факт почему-то обрадовал Виталия. Точно это был пусть слабенький, но все же лучик тепла, которое со временем — кто знает? — способно будет растопить лед в отношениях между матерью и дочерью.

— Ну а какой смысл нести деньги на сторону, когда в семье есть собственный салон красоты? — отвечала практичная Долька. — Тебе честно нравится?

— Честно. Очень-очень.

Сначала они отправились к ней в институт, на семинар поэзии. Малахов, отчего-то робея и смущаясь, прошел вместе со студентами в аудиторию, забрался на последний ряд и слушал оттуда, как Долька читает собравшимся свои новые стихи. Девочка держалась уверенно, читала хорошо, и стихотворения, с точки зрения Виталия, были прекрасными. Особенно ему понравилось одно:

Осень пришла не стучась в мой дом,
Забыв о желаниях моих.
В сердце вновь прогремело как гром
Прикосновение пальцев твоих.
Милый мой, ласковый друг,
Прости мне ошибки, прости,
Не выпускай из кольца твоих рук
И в сердце свое впусти.
И не нарушив покой,
В нем я останусь навек…
Бог мой, спасибо за все,
Славный мой человек.

Потом слово взял руководитель мастер-класса и красивым, хорошо поставленным голосом разбирал Долькино творчество, много придирался и критиковал, но больше хвалил. Мэтр, известный поэт и переводчик, на вид был строг, седобород, опирался на массивную палку и походил на Деда Мороза — но не того доброго красноносого старичка, который приходит к детям на елки с большим мешком, а на персонажа языческих сказаний, сурового властителя зимы, кто может и одарить, наградив по справедливости, но чаще гневается и застуживает бедных путников до смерти. Слышать похвалы из уст такого человека было вдвойне приятно. Виталий застыл на своей «Камчатке», боясь даже пошевелиться, и сердце его так и распирало от радости и гордости за дочь.

Потом они вместе покинули полные толчеи и веселого шума узкие коридоры института и отправились обедать в ресторанчик «Дрова», находившийся в подвале того же здания — Дома журналиста. Не сговариваясь, оба выбрали шведский стол, наелись до отвала и поехали «растрясать желудки» в Коломенское. Это было одно из самых любимых мест их прогулок еще со времен Долькиного детства.

Девушка щебетала о своих делах, о преподавателях, сокурсниках, о будущей публикации в институтском альманахе, Малахов уклончиво рассказал о покупке дома и, гораздо подробнее, — о Сергее, его дочери Надежде и ее рисунках. Долька приняла эту историю очень близко к сердцу.

— Надо же! Я его помню, Сергея. Кажется, даже знала, что у него что-то неладно с девочкой, но и представить не могла, что до такой степени… А ты… Какой же ты молодец, Вит! Ну просто благородный герой.

— Да ладно тебе, — отмахнулся Малахов.

Гуляя, они добрели до одного из самых красивых мест Коломенского — старинной церкви на холме, и поднялись по высокой лестнице. Дольке всегда нравился находящийся рядом с храмом старый погост, а Виталия, которому в последнее время кладбищ было более чем достаточно, вдруг неудержимо потянуло в церковь.

— Давай зайдем! — предложил он. Она покачала головой:

— Я не пойду. Не мое это место.

— Но мне очень нужно! — настаивал он.

— Так сходи один. А я подожду тебя здесь.

Как ему раньше не пришла в голову такая простая мысль! В церковь он ходил редко, разве что совсем в детстве, вместе с бабой Верой — та была набожна, не пропускала ни одной праздничной службы, настояла на том, чтобы Виталия окрестили, и часто водила его с собой к обедне или заутрене. Но ему, мальчишке, в храме было скучно. От духоты, густых запахов и пения разбаливалась голова, и, став чуть старше, он наотрез отказался сопровождать бабушку, мотивируя тем, что теперь он пионер, а пионеры в Бога не верят…