Нелюбимая

Ехали молча. Володя изредка сочувственно поглядывал на девушку. Не выдержав, спросил:

— Как Платошка? Никто ему не проговорился?

Надя, думая о своем, машинально ответила:

— Он мне первый сказал, что мама Оля села в тот же поломанный самолет, что и бабушка Зоя.

— Наверное, это лучше для ребенка, чем оставаться в полном неведении.

Володя проговорил это с облегчением, мол, все самое тяжкое — позади.

Они подъехали к кладбищу, вышли из машины. Надя несла свои красочные ветки, Володя тоже вынул из багажника две крупные розы.

Еще издали Надя поняла — это могила Оли. Чувствовалось, что первоначальная гора цветов осела. Почти все цветы пожухли, яркими остались несколько искусственных венков. Портрет Ольги ничто не закрывало, казалось, ее улыбка была обращена к пришедшим.

При виде портрета Надю обдало кипятком — захотелось побыть одной.

— Володя, может, тебе куда надо, так ты поезжай! А я немножко здесь побуду. Я позвоню, и ты подъедешь потом, если не против. Хорошо?

Он ответил неохотно:

— Ну, если так хочешь… Но, Надь, ты не забывай — уже вечер. Я не могу тебя оставить одну на кладбище! Давай так, я поеду на заправку, здесь недалеко, и через минут двадцать вернусь. Договорились?

Девушка согласно кивнула (лишь бы быстрее уходил!) и повернулась к портрету. Володя уехал. Надежда начала раскладывать ветки — рябиновые, кленовые вокруг таблички с портретом.

Совсем рядом была могила Ольгиной матери — Зои Борисовны. Надя взяла Володины розы (сама Надежда розы не любила и думала, что они и Ольге не нравились) и положила у подножия надгробия Олиной мамы. На фото глядеть не стала, вернулась к Ольге.

Диалог с сестрой начался мысленно:

— Ты бы поняла все, я знаю. Ни в чем бы меня не винила. Я это чувствую, поэтому мне легко. Только точно не уверена — знала ли ты, что мы с тобой родные сестры (по отцу, конечно). Порой мне казалось, что — знала. Ты себя так вела. А самое главное, что ты Платона на меня оставила! Неужели можно родное дите на чужого человека оставить?! Значит, знала! А почему не призналась? Мы с тобой, сестренка, одинаково виноваты — я тоже не призналась. Только сегодня сходила к отцу, хотела все рассказать.

Надежда вдруг очнулась от своего голоса. Оказывается, она говорила вслух! А, ладно, нужно же когда-нибудь выговориться! И она продолжала, нарочито громко:

— А отец уже все узнал без меня… Но я не называю его отцом, нет. Это я так, с тобой только. А я, Оленька, когда поняла, что меня не отлучают (слово-то какое, будто теленка от коровы) от Платона, — все простила отцу! И даже, когда выходила из кабинета, сказала «спасибо».

Наступила пауза, и Надя опять обратилась к портрету:

— Сестренка, хотелось бы думать — ты знала, что мы родные. Иначе чем объяснить твой подарок — портрет? Я его ношу с собой. Он и сейчас у меня в сумке…

И вдруг голос из-за спины:

— Оля знала!

…Надежда превратилась в изваяние — не могла шевельнуть ни руками, ни головой… Интересно, сколько бы она так простояла?

Виктор Андреевич подошел ближе к девушке:

— Извините, не хотел вас пугать. Случайно получилось. Обещал Платоше сегодня с ним побыть, поэтому зашел пораньше на кладбище.

Пытаясь вернуть дар речи, Надежда глубоко дышала. Затем повертела головой — вправо, влево и, наконец, сдвинулась с места, сделав шаг в сторону.

— Я уже ухожу, Виктор Андреевич. Не буду вам мешать.

— Как же вы пойдете одна?

— Я не одна. Меня сюда привез Володя, я бы сама не нашла дорогу. Он заправляет машину, сейчас подъедет, надо ему позвонить!

— Тогда позвоните ему и скажите, пусть не едет. Моя машина стоит рядом, сейчас поедем домой.

В голове Нади все спуталось, она еще не отошла от испуга, поэтому покорно позвонила Володе и точно передала слова Виктора Андреевича. Когда уже сидели в машине, подумала — наверное, Володе это не понравится, и надо будет извиниться.

Затем полностью пришла в себя и спросила:

— Виктор Андреевич, а когда вы узнали?

— Я уже не помню точно, но это было еще до Олиной выставки.

Надя искоса поглядывала на Виктора — у нее появилось очень много вопросов. Но он предварил все вопросы:

— Подробностей, как все открылось, я не знаю, мне Оля рассказала. Мне кажется, это произошло, когда Платон Федорович лежал в больнице, после смерти Зои Борисовны. Оля пересматривала его бумаги, и ей на глаза попалось какое-то письмо. Она не любила об этом говорить, а я не допытывался.

Во время паузы Надежда обратилась к Виктору с предложением:

— Виктор Андреевич, вы, наверное, будете заказывать на могилу надгробие. Предлагаю использовать Олину картину, ту, где ангел нарисован. Помните? Думаю, Ольге это понравится.

— Так и сделаем. Хорошее предложение. Я сам, наверное, не додумался бы.

Остаток дороги проехали молча. Надежда, неожиданно для себя, ощутила огромное облегчение. Давившая на нее глыба сдвинулась в сторону. Девушка глубоко вдыхала осенний воздух, будто пила большими глотками воду.

И с каким же удовольствием она сейчас встретится со своим Платошкой!

Выходя из машины, Надежда на всякий случай предупредила Виктора:

— Виктор Андреевич, не будем разглашать о моем с Олей родстве! Пусть все останется как прежде.