Когда охотники длинной вереницей выехали из ворот, густо пошел снег. Тяжелые разлапистые снежинки быстро летели вниз из антроцитово-серого неба. Они спешили укрыть все дороги и тропы, словно вступив в сговор с настороженным лесом и не желая позволить герцогу Тэсскому выполнить задуманное.
Однако Фретт отказываться от своего не собирался. Отмахнувшись от сомнений главного псаря, он пришпорил коня и пустился вперед через пургу. Погода злила, снег мешал, высокий гнедой жеребец упрямился и норовил дать козла, но Фретт был непоколебим и с яростью впился в упругие конские бока шипастыми набалдашниками шпор.
Остальные нехотя двинули следом. Даже горластые, всегда азартные и бодрые гончие выглядели понуро и тихо поскуливали, желая вернуться на псарню к своим теплым лежанкам.
Углубившись в лес, Фретт сильно оторвался от остальных, но ему было на них плевать. Пусть плетутся сзади, пусть отстают, пусть вообще заплутают в этом проклятом снегу — плевать. Он снова поддал ногами коня, заставив того поскакать галопом.
Деревья замелькали перед глазами, словно черный частокол, длинная ветвь, похожая на крючковатые пальцы злой старухи, неприятно хлестнула по лицу, оставляя на раскрасневшейся от мороза щеке алый след.
— Проклятье! — рыкнул себе за спину герцог и тут же натянул повод, заставив коня остановиться.
Фретт выдохнул, выпуская в холодный, погасивший все звуки воздух все свое недовольство и всю раздражительность. Похлопав себя по поясу, отыскал небольшой чехол с собачьей дудкой, достал ее, приложил к губам, подул, прислушался. За деревьями послушно отозвалась свора, а через минуту под ногами коня заюлили радостно две борзые.
— За мной, — отдал им приказ герцог и погнал коня вперед.
Вскоре метель стихла, а на пути, словно из ниоткуда в никуда протянулись длинной цепью волчьи следы. Почуяв зверя, собаки ободренно залаяли, а Фретт воодушевился, предвкушая скорую расправу над хищником, которому не посчастливилось оказаться на пути герцогской охоты.
— След! Вперед, вперед! — прикрикнул он на борзых, и двинул за ними, стараясь не упускать из виду их рыже-золотые шкуры, мелькающие между черными стволами.
Борзые впереди залаяли, а потом заскулили. Фретт пришпорил коня и нагнал их на небольшой поляне. Вокруг, клоня ветви к земле, стояли отяжелевшие от снега ели. Борзые лаяли из-за них, не желая выходить вперед, зажимали уши и подбирали между ног пушистые хвосты.
На поляне, ровно в центре, валялся мокрой, красной-серой тушей огромный волк, а над ним, склонившись, будто в поклоне, замерло нечто худое, костистое, с глубокими ямами глазниц в длинном черепе. На дне этих темных, уходящих в голову, провалов лежали белыми шарами маленькие злые глаза.
Почуяв неладное конь под Фреттом взвился на дыбы и пошел кругом. Он страстно желал сбросить седока и без оглядки умчаться прочь, но герцог, умелый конник, с легкостью сдержал скакуна, разорвав ему губы рывком стального трензеля, не дав воли сделать даже один самовольный шаг.
Увидав охотника, тощее существо бросило истерзанную добычу и подалось корпусом вперед, заставив борзых в испуге прянуть под еловые ветви. Медленно переставляя сухие длиннопалые конечности, оно сделало пару шагов в сторону герцога, неожиданно вскинулось, едва заметно двинуло по-человечьи небольшими округлыми ушами и мощными прыжками понеслось с поляны прочь.
Где-то рядом дружно залаяла свора, заржали кони, зазвучали охотничьи рога и голоса людей. К Фретту подъехали двое дворян и главный егерь. Увидав здоровенного истерзанного волка, принялись восхищаться добычей и хвалить собак, которые все еще тряслись и жались к ногам герцогского коня.
Вскоре подоспели все остальные. Окинув быстрым взглядом разгоряченные румяные лица всадников Фретт не нашел среди них Энви.
— Где моя жена? — поинтересовался сурово у главного егеря.
— Тут была — отстала наверное! — испуганно пробасил тот.
— Что значит — отстала? — рыкнул на него герцог, потом, раздраженно отмахнувшись от последующего разговора, двинул через гудящую толпу всадников. — Трубите в рога! Отыщите ее немедленно!
***
Когда Энви поняла, что отстала, заблудившись в густом снегу, на душе у нее стало тяжко и холодно, словно в грудь натолкали обледеневших скользких камней. Она натянула повод, заставив Карагешь остановиться, поспешно огляделась кругом: плотная завеса снега немного рассеялась, разлапистые хлопья падали медленно и негусто.
— Фретт! — тихо позвала Энви, удивляясь тому, как резко и пронзительно прозвучал в тишине ее голос. — Фретт, где ты? Эй, кто-нибудь, отзовитесь!
В ответ — тишина. Казалось, что безжалостный снег напрочь уничтожил все звуки и следы. Энви стало не по себе — как за десяток минут можно было отстать так, чтобы не слышать больше звуков охоты. Ни лая своры, на трубного зова рогов — ничего.