Нелюбимый

Клятва была долгой, монотонной, и на второй строке Энви потеряла суть. Украдкой посмотрев на Фретта, который чинно и немного высокомерно взирал на маленького худого Секретаря, она попыталась выжать из собственного сердца хоть каплю эмоций к этому человеку, но внутри гулко аукнулась пустота. «Но он ведь мне не противен, пожалуй, этого достаточно. Вполне достаточно. То, что не отвращает, возможно ведь и полюбить, разве нет?» — она смерила новоиспеченного мужа взглядом, сердце кольнула тревога. «Нет. Я не боюсь его. Однозначно не боюсь. Просто вид у него такой грозный…» — в тот момент она подумала о грядущей ночи. Первой брачной ночи. «Его руки будут касаться меня, его губы… Он будет рядом, он будет близко, ближе чем обычно… он будет… во мне». Энви сглотнула слишком громко — Фретт сердито посмотрел на нее, потому что Секретарь отвлекся, сбился со слов, но, коротко извинившись, быстро вернулся к нужному тексту и наконец его закончил.

— Поставьте вензель, — он протянул герцогу куцее перо и раскрытую книгу.

— После вы, — предупредил Энви, ткнув тощим пальцем в желтый лист. — Ну, что же медлите? — поторопил, сердито дернув губами.

Энви взяла перо и медленно, аккуратно вывела вензель — пару смотрящих в разные стороны «Э», стоящих спинами друг к другу, круглых, с кистями схематичных цветов на концах — «Энви Эдинширская». Под конец рука налилась тяжестью, и она все никак не хотела убрать перо от бумаги — по желтой странице начала растекаться неуместная клякса.

— Она волнуется! — нервно бросил Фретт Секретарю, а потом резко дернул молодую жену за предплечье. — Хватит, дорогая, иначе испортите документ.

Энви послушно отняла руку от подписи, нехотя вернула перо Секретарю. Герцог взял ее за кисть, уже нежно, вовсе не так, как было секунду назад, развернул к гостям, которые тут же разразились бурными аплодисментами…

Уже мужем и женой они вышли из-под арки и прошли между скамьями с рукоплещущими гостями. Пропустив молодых, те тоже поднялись и следом двинулись в бальный зал замка Тэсс, где уже играли музыканты, сновали между накрытыми столами расторопные слуги, а специально приглашенные из королевского театра актеры играли на уютно размещенной в специальной нише сцене «Комедию сладкой любви».

Фретт и Энви сели во главе стола. Расселись и гости, жадно принялись за долгожданную еду, тогда как герцогу и новоявленной герцогине до завтрашнего утра пищи не полагалось, таковой был жертва новобрачных популярной в этих местах Ибрис — богине плодородия, успеха и брака. Перед молодоженами стояли лишь два кубка, наполненных молодым вином последнего урожая.

Пока Фретт с непоколебимым достоинством принимал пожелания от гостей и хвалебные оды музыкантов, Энви задумчиво разглядывала резьбу на серебряном кубке — серебряный мир. Серебряные горы, укрытые схематичным серебряным лесом, серебряный замок, серебряные рыцари, серебряный дракон, а в самом низу, у основания мощной, перевитой змеевиками узоров ножки — тощее существо с длинной головой и сухими ногами. Тория.

По сердцу баронессы, а теперь уже герцогини, пробежал бедовый холодок. Тория — недобрый знак, знак Хоу, о которой она вспоминала сегодня уже не первый раз. Дурная примета, да еще и на свадебном кубке. Девушка с надеждой посмотрела на мать, сидящую на расстоянии, но, как и все матери, с необъяснимой точностью почувствовавшую волнение дочери. Та ответила коротким, тоскливым взглядом и отвела глаза.

— Вы невеселы, дорогая жена? — с напускной дистанцией, как того требовал этикет, поинтересовался Фретт.

— Я устала — такой волнительный выдался день, и, кажется, свою долю энтузиазма я растратила еще утром, — попробовала улыбнуться Энви, но тощая тория не шла у нее из головы, поэтому в голосе отчетливо прозвучала фальшь.

Фретт оглядел жену оценивающе с ног до головы, словно пытаясь обличить ее в чем-то непотребном, но потом, смягчив выражение лица, сказал ей тихо и почти нежно:

— Потерпите еще с полчаса, дорогая, когда официальные поздравления закончатся, я велю служанкам отвести вас в покои. Вам нужно отдохнуть перед предстоящей ночью…

***

Энви даже удалось немного поспать, а вечером ее разбудила Марто. Она настойчиво трясла госпожу за плечо и просила подняться. Молодая герцогиня поднялась. Из зала доносились звуки музыки, пение, смех и громкие выкрики разгулявшихся гостей.

На душе было как-то странно, как-то не по себе. Первая брачная ночь — шутка ли. Конечно, Энви не была наивной девочкой и прекрасно представляла, что должно произойти между мужем и женой, но одно дело представлять, а другое участовать.

Собирая все имеющуюся информацию по данному вопросу, она вспомнила и абстрактные рассказы матери, и обрывистое шушуканье служанок, на ум пришли даже случки домашних животных, случайной свидетельницей которых она была. Но рассказы рассказами, а реальность, это ведь нечто совсем другое….