Нелюбимый

В ту ночь баронесса вновь спала плохо. Она ощущала себя невероятно разбитой и уставшей, но заснуть никак не получалось. Поэтому Энви разглядывала едва различимые в темноте выступы на белом потолке спальни и думала. В голове царил сумбур: привычное спокойствие сменялось тревогой и неприятными мыслями о том, что дома в Эдиншире ей точно пришлось бы лучше. И причиной тому был Фретт — его страшные зубы, какое-то ненатуральное, мнимое спокойствие, натянутая приветливость, сочащаяся неприкрытым высокомерием, почти звериная одержимость охотой…

***

Постепенно Энви прижилась в замке Тэссхолл. Она привыкла засыпать, прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за окон, она навострилась крепко держаться на спине Карагешь и не отбивать себе зад во время долгой скачки. Сменив холодность на дружелюбие, она отыскала общий язык с Марто. Это дружелюбие не было искренним, но, как говорится, друзей надо держать близко, а врагов еще ближе.

В окружении герцога, среди надменной знати — самодовольных мужчин и заносчивых, высокомерных дам, Энви не рассчитывала обзавестись настоящими друзьями, поэтому «на безрыбье» принципиальная служанка стала для молодой баронессы вынужденной собеседницей и невольной осведомительницей.

Несмотря на мнимое доверие, Марто никогда не рассказывала о своем хозяине, как бы ни пыталась Энви разговорить ее. На вопросы, касающиеся личности герцога, служанка не отвечала, отмалчивалась или переводила тему беседы, тупила взор, поэтому вскоре баронесса оставила попытки разболтать ее, решив подождать удобного случая или лучших времен. Хотя, в их наступлении будущая герцогиня уверена не была. Раз за разом она мысленно возвращалась домой, всем сердцем скучая по Эдинширу, по матери и отцу, по своим слугам, покоям и саду, по холодной северной погоде, по белому снегу, по первозданной природной чистоте, по тишине, спокойствию и детской безмятежности — обо всем, что теперь казалось чем-то недосягаемым, забытым и иллюзорным, как послевкусие от приятного сна. В такие моменты сердце Энви болезненно сжималось, и она всей душой завидовала Айви, решившейся настоять на своем и остаться в Эдиншире.

В середине зимы, когда снега и морозы добрались даже до благодатного Тэсса, в замке герцога принялись готовиться к свадьбе. Отпраздновать сие знаменательное событие планировалось с размахом — с начала недели в Тэссхолл потянулись гости: вся родовитая и влиятельная знать королевского двора.

Теперь и без того людный замок стал и вовсе похож на муравейник. Одни расторопные слуги готовили комнаты, открывали дополнительные комнаты, чистили, мыли, проветривали. Другие занимались столом — таскали из подвала запасы, подбирали для убоя свиней и коров, в винном погребе разливали по хрустальным бутылям многолетнее бочковое вино, что хранилось там на случай особой значимости.

За несколько дней до свадьбы в Тэссхолл прибыла родня Энви: барон с баронессой, Айви и тетка Кловисса с мужем и прислугой. Их разместили по апартаментам, приставили горничных и личных поваров. Родне невесты следовало воздать особые почести — как того требовал этикет. Этому не все были рады — какой граф или маркиз потерпит, что к какому-то барону относятся, почти как к королю. Однако авторитет герцога Тэсского исключал любые претензии и недовольства, поэтому, мнение недовольных осталось лишь в их приватных беседах друг с другом и недобрых взглядах, ненароком брошенных в спину Грегофу Эдинширскому.

Энви была рада вновь увидеть родных. Мечтая о встрече с Айви, она представляла, как станет похваляться перед сестрой новыми нарядами и подарками жениха-богача. Платья, правда, не слишком восхитили Айви, и тогда Энви выложила главный козырь — белую кобылу Карагешь.

Увидав чистокровку, сестрица Энви хмыкнула гордо и самоуверенно тряхнула темными кудрями.

— Не слишком хороша для чистокровной.

— А вот и хороша! — почувствовав, как зарделись от обиды щеки, возмутилась Энви.

— Так себе, уж я-то лучше тебя понимаю в лошадях.

— Ничего ты не понимаешь! Карагешь — подарок герцога, а ты… — Энви захлебнулась от гнева, — ты просто завидуешь мне и не можешь признать моего нынешнего превосходства.

— Превосходства? — Айви язвительно вскинула брови и ее ядовито-зеленые глаза сверкнули в полумраке герцогской конюшни, где они с Энви стояли в коридоре между рядами денников. — Посмотри на себя, ты лишь незаметная тень, бледный оттиск моего портрета, пыль, шелуха…

— Я невеста герцога, а ты — нет, — холодным, злым голосом Энви перебила ее тираду.

Айви взметнула волосы, резким движением откидывая голову назад и заходясь приступом нервного, отрывистого смеха заявила:

— Лишь потому, что я так захотела, глупая сестра.

***

Утром в день свадьбы к Энви пришла мать. Сев на край кровати, она долго расправляла складки платья, молчала, собираясь с мыслями, надумав поделиться с дочерью чем-то важным. Энви терпеливо ждала, пытаясь заглянуть украдкой в ее холодные, вечно печальные очи, таящие в своей глубине притупившуюся старую боль и страх.