Нелюбимый

В мыслях Энви представляла, о чем скорее всего предстоит разговор. Думала, мать закончит, наконец, гладить пальцами подол, вздохнет и, как часто уже бывало, тихо скажет что-то воде: «Будь смирной, маленькая, такова уж наша женская судьба — молча слушать мужчин».

Так уже случалось ни раз. И когда Энви в сердцах стукнула по лбу кулаком деревенского мальчишку, не узнавшего маленькую госпожу и обозвавшего ее «курочкой». Тогда отец наказал дочь, высказав ей, что даме неприлично распускать руки, ибо за честь ее должны заступаться мужчины. Мужчины и только мужчины. Энви попыталась возразить, за что получила грозный выговор.

Потом он запретил Энви заниматься фехтованием на тонких легких сабельках, которому в обязательном порядке обучали знатных девиц. Эти навыки не несли боевой цели — для девушек фехтование являлось чем-то вроде танца, набором красивых элементов и поз, необходимых для того, чтобы похвастаться грацией во время импровизированного несерьезного спарринга на каком-нибудь балу или приеме.

Старый длинноносый наставник, с детства обучавший маленьких баронесс, всегда хвалил Айви, а Энви упрекал в неуклюжести и грубости. Тогда, не выдержав, в очередной момент раззавидовавшись сестре, она сделала несколько стремительных выпадов, разрезала новый наряд Айви, превратив его в лохмотья, а потом, перехватив саблю вперед эфесом, выбила им пару зубов своему вечно недовольному учителю. Конечно, случился скандал. Конечно, учитель, заслуженный и уважаемый человек, не стерпел подобного поведения от зарвавшейся малолетки со скверным характером. После того, как он сравнил баронову дочку с грубым мужланом — синтеррийским наемником, фехтование оказалось для Энви под запретом….

Но в то утро, присев на кровать в покоях дочери, баронесса Эдинширская произнесла кое-что иное:

— Ты не обязана это делать, — сказала она едва слышно и тут же пугливо обернулась по сторонам, словно кто-то мог подслушать эти слова.

— Что делать, мама?

Энви нехотя села на кровати, подтянула к груди мягкое покрывало с заточенным в шелковый стеганный чехол утиным пухом. За окном медленно кружили снежинки, сверкали в оранжевых лучах тяжелого зимнего солнца. День обещал быть морозным и ясным.

— Выходить замуж за герцога Тэсского, маленькая.

— И ты говоришь мне об этом сейчас, в день свадьбы? — Энви нахмурила брови, пристально посмотрела на баронессу. — Почему? Разве я жалуюсь? Я ведь не дурочка, понимаю, какой шанс мне выпал. Пусть Айви теперь кусает локти…

— Неужели, ты опять делаешь все назло Айви? Энви, милая, это же твоя судьба, не играй с ней — проигрыш будет роковым, — глаза баронессы наполнились болью, но дочь посмотрела на нее прямо и заявила решительно и воодушевленно:

— Я уже давно поняла: моя судьба — доказать отцу и сестре, что я тоже чего-то стою. Как ты не понимаешь, мама, ведь это мой шанс! Сама богиня Ибрис шлет мне его.

— Не Ибрис, девочка моя родная, нет. Это Хоу тянет свои безжалостные руки из южных лесов, это она закрывает тебе глаза и затыкает уши, чтобы не дать услышать искренний голос собственного сердца. Подумай, Энви, не иди замуж за нелюбимого, как когда-то …

На этом баронесса осеклась, договаривать не стала, спрятав глаза, сошла на пол и медленно двинулась к дверям.

— Почему ты думаешь, что я не смогу его полюбить? — спросила Энви ей вслед, но мать не ответила — вздрогнув от резкого вопроса, лишь сама себе помотала головой и ушла.

Нельзя сказать, что предсвадебная уверенность Энви угасла, но на душе сразу стало как-то неспокойно, тревожно. Подойдя к окну, девушка вгляделась в горизонт: изумрудные холмы лесов, отсеченные от неба белыми громадами низких снеговых облаков. Окна покоев выходили на север, туда, где отделенная от этих мест многими милями пути, лежала ее родная земля.

***

Они стояли под супружеской аркой рука об руку, и Секретарь Совета записал в Книгу Таинств их имена. Сперва имя мужа, а уже после — жены…

Здесь, в Союзе, браки не заключались перед лицом богов и богинь. Ввиду массы различных культов и исповеданий это таинство давно стало делом государства. В каждом городе, замке, деревне имелось специально отведенное помещение, в котором работал Секретарь, записывая в свою книгу имена всех родившихся, вступивших в брак и умерших. По случаю герцогской свадьбы Секретарь лично приехал в Тэссхолл, где для торжественной церемонии целую неделю готовили главный зал: убирали, мыли, украшали цветными вымпелами и гирляндами специально выращенных во внутреннем саду цветов.

Церемония шла своим чередом. Фретт был одет в золото, его невеста, как того требовали традиции, в серебро. Знатные гости сидели вдоль стен на специальных скамьях, остальные ждали во дворе за накрытыми столами, кутались в шубы, косясь на горячительные напитки и готовясь приступить к празднованию.

Когда Секретарь воздел вверх перо и начал оглашать клятву супружеского договора, Энви взглянула на мать. Та глядела подавленно, щурила глаза, словно при рези, поджимала нитью и без того тонкие губы.