Нелюбимый

Холодные длинные пальцы с ухоженными ногтями прижгли нежную кожу, будто лед. Сердце девушки екнуло, но, собравшись с мыслями, она попыталась оценить обстановку здраво. «Он же мой будущий муж. Я не могу позволить себе страх перед ним. Жить всю жизнь и бояться — не лучшая перспектива» — Энви с трудом выдавила улыбку, осторожно заглядывая герцогу в глаза. Глаза эти были светло карими, почти бежевыми. Зубы выглядели хищно — острые клыки выступали над ровными резцами. Лицо было узким, немного вытянутым, отчего казалось, будто секунду назад герцог начал превращаться в волка, но по какой-то причине тут же остановил процесс…

— Любуясь красотами ваших земель, я забыла об усталости и скуке, — вежливо произнесла Энви.

Герцог улыбнулся. Голос невесты оказался на редкость приятным, хоть и прозвучал несколько нездорово. «Нужно поскорее отправить ее в покои и приставить лекаря» — подумал он, придирчиво разглядывая неправильные, но благородные черты лица девицы. Глаза — светло-серые, блеклые, тонкие бесцветные волосы, заплетенные в длинную косу, бледная кожа. Ее горбоносый профиль походил на очертания благородной головы чистокровного грейхаунда, сухой, нервной, натянутой, как струна.

Несмотря на неоднозначный облик, в этой тонкокожей блеклой девочке отчетливо проступала порода. Она невероятно походила на своего отца, барона Эдинширского. Фретт восстановил в памяти его черты — развернутые плечи, осанка — «кол проглотил», такое же сухое, носатое лицо с вечно задранным кверху подбородком.

«А все же — хороша» — заключил он, мысленно представив, как будет смотреться рядом с ним новоиспеченная жена. Не красавица, пусть, главное, не похожа на тех нахальных беспардонных девок, которыми, как сорняками, «зарос» в последние годы королевский двор.

Моду на бойких красавиц несколько лет назад ввел маркиз Соттермайнский. Наперекор всем традициям и приличиям, он взял в жены хорошенькую простолюдинку, отказав своей нареченной невесте — дочери герцога Миолайского. Случай был из ряда вон выходящий, но хитрый маркиз, сыскавший поддержку короля, все же выбил для себя оправдание — дескать, молодая герцогиня Миолайская нехороша собой, а его новоявленная жена — во всем Союзе первая красавица.

Фретт никогда не разделял мнения, что главное качество жены — это внешность. Из деревенщины никакими палками не выбьешь безродного естества. Девка, всегда останется девкой, обладай она хоть красотой феи. Благородство же, напротив, украсит даже самой скромный облик. Лучшее свойство жены — ее добродетель, манеры и ум. Крестьянку не научить манерам, если она их и освоит, все равно, будет смотреться, как повторяющая за людьми ученая обезьяна.

Оставшись довольным, герцог не стал утомлять гостью долгими беседами и велел служанкам проводить будущую госпожу в покои.

***

Первый утренний луч пробился через щель между тяжелыми портьерами, игриво погладил полированную дверцу приоткрытого комода, обрызгал отраженным от зеркала светом махровый ковер на темном полу.

Энви не спала, сидела на кровати, обняв колени, и смотрела на дверь, за которой тихо переговаривались горничные. Первая ночь в замке жениха выдалась беспокойной: под окном громко лаяли собаки, топали лошади — каждые полчаса кто-то приезжал и уезжал. Шумная, кишащая, переполненная людьми и животными обитель герцога мало походила на родное гнездышко Энви.

Здесь было слишком шумно и беспокойно. Баронесса не привыкла к подобным ночам. Засыпая дома, она вглядывалась в звездное небо, пестрым лоскутком проглядывающее из-за мягких светлых штор. Затаив дыхание слушала, как далеко в лесу постукивает палочкой по старому пню северная дриада — существо странное и нелюдимое, выходящее на охоту долгими зимними ночами. Слыша этот монотонный гулкий стук, юная Энви плотно зажмуривала глаза и представляла себе, как где-то совсем недалеко, на залитой лунным светом полянке сидит возле пня горбатая серая тень, и стучит сухой веткой по пню, и таращится-смотрит на неприступные стены баронова замка, и тоненько плачет, сетуя на холодный ветер и колкий, щипучий снег. Стук-стук-стук….

— Входите, — разрешила Энви, пряча ноги под невесомое одеяло.

В дверь кошкой скользнула служанка. Холеная, краснощекая, грудастая и широкозадая, она мягко вывалила на стоящий рядом с кроватью сундук ворох одежды.

— Это вам, госпожа.

— Как тебя зовут? — Энви пристально посмотрела на прислугу, чуть нахмурилась, добавив. — Мне есть, что надеть.

— Марто, — склонила голову служанка. — Эта одежда от герцога. Он хочет видеть вас в ней сегодня за завтраком. А вашу собственную приказал выбросить.

Энви поднялась с постели, подобрав с сундука платье, разложила его на скомканной простыни. Платье из голубого шелка, цветущего белыми лилиями и золотыми кубышками, непринужденно-шикарное, чуть небрежное не шло в сравнение с ее прежним нарядом. Такое носили при дворе в повседневности, а на окраинах прятали в сундуках и передавали от матерей дочерям ненадеванное.