Нелюбовный роман (СИ)

– Я думаю, что жизнь и сама-то несправедлива. Кто-то рождается в богатой семье, а кто-то с рождения обречён на нищету. В этом тоже мало честности, но так оно есть. Видимо, этот молот одинаково бьёт и бедных, и богатых. Но бедных – всё-таки сильнее.

Фруэла ловко скрыла кривую усмешку за усмешкой вполне добродушной. И хоть и не сразу, но добавила:

– Ты же понимаешь, почему наш супруг женился на тебе. Он надеется получить собственного сына. Но раз ты уже родила одного, второго тебе не родить. Никогда. Боюсь, супруг будет разочарован.

– А мне кажется, он всё понимает. Думаю, если кто и родит ему сына, то одна из старших жён. А пока он играет с Ваней. Надеюсь, мальчик оправдает его надежды.

Севель никогда не была искусна в женских интригах и очень запоздало поняла, на что намекала собеседница и чего желала. Но столь же запоздало у неё возникло ощущение, что её ответ Фруэлу вполне удовлетворил и успокоил. А потому успокоилась и сама. Ей не нужна была вражда с другими жёнами её мужа, которые, к тому же, появились у него как положено, а не как она – впопыхах и по сомнительным причинам.

В конце концов, если бы Нумерий захотел заполучить её сына, он мог бы просто отобрать его у неё. Усыновить его через дам из опеки – ему бы позволили, он женатый мужчина с большой семьёй – и тогда Севель осталась бы за бортом, а Ованеса воспитывала бы любая из жён её нынешнего мужа. Выбор богатый.

Правда, чуть позже он сам завёл разговор о том, что это совсем не так просто.

– Знаешь, я уже подумывал о том, чтоб усыновить твоего мальчика, раз своего у меня нет и вряд ли будет. Подумывал. В опеке обещали рассмотреть заявление, но объяснили, что сперва они обязаны кое-что сделать для того, чтоб найти настоящего отца ребёнка.

– Странно… Я думала… Раз они должны, так давно начали бы искать – или нет?

– По идее да, но, видимо, пока петух не клюнул в известное место, предпочитали особенно не шевелиться. А теперь надо готовить документы, и вот, внезапно нарисовалась необходимость. Теперь будут бегать и выяснять. Тебя уже опрашивали?

– Нет.

– Ну ладно, распоряжусь, чтоб сделали это либо в моём присутствии, либо при Анике. Она умеет обуздывать этих тёток. Мне не нужно, чтоб в документах ты была записана как чёрт знает кто. Репутация семьи – это серьёзный вопрос, ты должна понимать.

– Конечно, я понимаю, – пролепетала испуганная Севель, в воображении которой начали вырастать страшные картины. А вдруг ребёнка возьмут да и отдадут какой-нибудь другой семье? Более богатой, например.

Жизнь вдруг стала слишком хороша, чтоб не бояться её потерять – вот такую, замечательную. У Севель впервые за много лет появился досуг – какое-никакое, а всё-таки свободное время. Им нельзя было распоряжаться как угодно, но и возможность каждый день понемногу вышивать, или, например, читать книжку, появилась у неё только с рождением сына. В ближайшем книжном магазине был столик, куда покупательницы приносили и складывали ненужные дешёвые книжки, в большинстве уже зачитанные, разваливающиеся. Зато их можно было брать бесплатно.

Севель брала и читала, потом даже стала кое-что покупать. Любовные романы в мягких обложках стоили копейки, можно было выкроить какую-то мелочь, а потом принести прочитанный несколько раз роман на этот же столик и обменять на что-нибудь ещё. Романы были глупые, наивные, одинаковые, но какие-то мелочи, детали потихоньку открывали молодой женщине целый мир, о котором прежде она не имела ни малейшего представления. Это открытие зарождалось в ней так же медленно, как и само ощущение жизни. Это было странно, она смотрела по сторонам, на обыденные, привычные, как дыхание, вещи и явления, словно видела их впервые, и начинала задумываться. И пока сама не осознавала, о чём именно.

В конце концов, жизнь уж больно неожиданно повернулась. Конечно, и мысли были непривычные. Как иначе получилось бы осмыслить новое бытие?

Она и раньше знала, что является подданной империи, что в мире существует знать, которая всем управляет, а трудятся простые люди. Что, хотя этот мир в основном населён женщинами, власть принадлежит мужчинам. Но, зная, никогда не задумывалась об этом. Просто принимала как факт, а факты обдумывать незачем. Обдумывать надо вопросы наподобие: как выкроить денег на еду, сколько ещё протянет пара ботинок, как бы подыскать работу получше и уберечь себя от беды. Ей даже проще было, что вопросами бытия занимаются высокопоставленные мужчины. Она едва способна разобраться в своём скудном бюджете – куда ей думать о серьёзных вещах. А значит, всё на свете устроено правильно…

Наверное.

На разговор её позвали через неделю, и вместе с нею к дамам из опеки отправился сам Нумерий. Он был зол, потому что их заставили полчаса ждать в коридоре, и с женщиной, пригласившей их в кабинет, заговорил довольно резко. Но она почему-то не спасовала. Посмотрела спокойно и сообщила, что отец ребёнка – а один из мастеров завода готов признать себя отцом мальчика, поскольку вспомнил о том, что имел сношения с его матерью – намерен заявить о своих правах.