Нелюбовный роман (СИ)

Его можно было понять – не самое приятное дело идти на поклон к бывшей жене, к которой испытываешь такую обиду. Севель понимала. Но и сама она к собственному изумлению обнаружила в себе обиду и даже некоторое злорадство. Она не могла простить Нумерию те горькие часы, когда она заливалась слезами, чувствуя себя редкостной дрянью. Теперь она себя уже таковой не считала. Она начала понимать, что и Радовит со Славентой – значительный подарок мужчине, который её спас, и их родство с графским отпрыском и наследником – огромное подспорье в грядущей жизни. Братьям будущего графа обеспечена приличная карьера. Нумерий мог бы понять это и отнестись снисходительно к её собственному положению – хотя бы заботясь о собственных сыновьях.

И её терзала дилемма – с одной стороны, ей по-бабьи хотелось… как бы это сказать… проучить Нумерия. Не пакостить ему, конечно, но заставить немного поволноваться. Пусть понервничает и не думает, будто у него есть какие-то преимущества, которые ему даёт родство его сыновей с наследником графа. С другой стороны, к Анике Севель не имела ровным счётом никаких претензий. Наоборот. Эта женщина вызывала у неё огромное уважение. Так заботиться об интересах большой семьи и всегда сохранять человечность могла далеко не каждая женщина.

Поэтому Анику она любезно принимала, с удовольствием угощала, обсуждала с ней детей, блюда, наряды, здоровье и обстановку в графстве, а от бесед о Нумерии и отношении к нему старательно уворачивалась. Понимала, что до бесконечности так не получится, но усердствовала как могла. И получалось лишь потому, что Аника действительно боялась обрушить хрупкий, как ей казалось, с трудом завоёванный мир. Севель тоже предпочитала пока балансировать на грани неопределённости. Ей сейчас не хотелось ничего решать.

– Старшая? – уточнила герцогиня. – В каком смысле? Первой супругой императора была Рустелла Эннегатт, она скончалась шесть лет назад… А, вы о положении в семье. Нет. Среди нас нет официальной старшей жены, просто сейчас я выполняю поручение. В любом случае, вам не следует волноваться. Конечно, вы чувствуете себя оскорблённой, обиженной, использованной. Вами распорядились, не поинтересовавшись вашей волей…

– Нет, что вы! – заспешила Севель, испугавшись, что навлечёт на себя и детей какие-нибудь проблемы, показав недостаточно радости, что вообще способна хоть в чём-то быть полезной такому важному лицу, как герцогиня Азиттии. – Я давно привыкла!

Рудена ответила ей очень странным взглядом.

– Ничего страшного. Я думаю, мы сможем… очень хорошо вас устроить. И вы ни о чём не беспокойтесь – я возьму вас под своё покровительство… Здесь кто-нибудь может подтвердить, что граф не ночевал с вами последнее время?

– Да, думаю, все, от помощника дворецкого до лакеев.

– Но всё это люди графа. У вас нет собственной обученной горничной? Я вам оставлю. Это Лалла, она побудет с вами какое-то время… Лалла, это всего на два-три дня.

– Конечно, госпожа, – поклонилась статная красивая женщина в строгом форменном платье. Но при этом одарила Севель взглядом очень суровым. Та сразу почувствовала себя словно бы снова в приюте на уроке, но мысленно смирилась и с этим. Ведь всего на два-три дня…

До неё много позже, уже после ухода гостьи, истерики Держена из-за непривычного супа и капризов Славенты, у которого разболелся живот, дошло, что именно случилось. У графа её забирает император… Что?! Император? Государь? Правитель всего их государства? Севель облилась потом. Да что ж это такое… Как, когда ей дадут пожить спокойно? А если она не родит сына, ограничатся только её казнью или расправятся и с её сыновьями?

Севель представила себе эшафот, уйму разодетых и очень серьёзных мужчин и помощника судьи в длинной мантии, важно оглашающего: «Эта женщина приговаривается к смерти за то, что не родила ребёнка нужной конфигурации и к обозначенному времени». Представила – и заржала. Интересно, по какой категории будет проходить дело – оскорбление величества или нарушение сроков исполнения договора? Севель хохотала до слёз и понимала, что это уже перебор. Ну правда, вряд ли её казнят за нерождение ребёнка. Самое большее, наверное – выгонят. Расстроится ли она? Вряд ли. А значит что? Правильно: надо успокоиться.

Лалла подала Севель стакан воды и тем напомнила о себе.

– Ой, простите, – смутилась жена графа, напрочь забывшая, что она тут не одна.

– Вы хорошо себя чувствуете? – осторожно уточнила горничная. – Может, составить вам успокаивающее питьё?

– Нет, это не истерика… Кажется.

– Давайте я разотру вам плечи.

– Нет, ни к чему… – Но Лалла уже взялась за неё, и очень скоро Севель убедилась, что намного приятнее будет не возражать. Массаж был невероятно приятен и действительно расслаблял. – Вы же личная горничная её светлости?

– Да, мэм.

– Как странно, что госпожа герцогиня оставила вас у меня.

– Для вашей безопасности, мэм.

– Но как же она без вас?

– У её светлости есть другие служанки, а его величеству нужны хорошие гарантии.

– Но если сам граф согласился меня уступить, он наверняка не станет… создавать государю проблем.