Нелюбовный роман (СИ)

– Именно так. Он презирает женщин. Так что мне нужно не советовать ему что-то и не рекомендовать ему моего родственника, а, думаю, попробовать поторговаться. Я сообщу ему, что у меня есть кое-какая информация об азиттийском магистре, потребую услугу в обмен на информацию. И буду уповать на то, что мой горе-братец ухватится за возможность побеседовать с Высоким магистром и произвести на него впечатление. Думаю, как маг он вполне на это способен. О том, что он меня не любит, известно всем и в Азиттии, и за её пределами. Так что мой план, думаю, вполне осуществим. Как только кузен станет магистром и войдёт в Совет, я стану влиять на политику Университета.

– Вы уверены? – Валада осторожно опустила хрупкую фарфоровую чашечку на блюдце. – Всего один из магистров Совета, к тому же искренне вас не любящий…

– Я понимаю, о чём ты. Сомнение разумное. Но у меня есть кое-какие соображения. Надеюсь, кузен окажется настолько глуп, насколько я ожидаю, и будет долго сидеть у меня на крючке. Я буду водить его на удилище, пока смогу, а дальше посмотрим, какие плоды это принесёт… Знаешь, пожалуй, принеси бумагу и запиши несколько фраз, пока я их не забыла. Написать письмо будет трудно.

– Я запишу, ваша светлость… Вы будете диктовать?

– Конечно. Как же я обойдусь без твоей помощи, Валечка! Обязательно. Бери блокнот… И да, скажи-ка – что с банковским счётом? Мой секретарь всё сделал как надо?

– Да, ваша светлость. Счёт на моё имя открыли, но предупредили, что если я выйду замуж, муж будет иметь на него право.

– А родители, значит, нет.

– Заверили, что нет, и что после развода я больше не нахожусь под их контролем. Отец будет в ярости, когда узнает о счёте.

– А зачем ему о нём узнавать?

Валада посмотрела на герцогиню своим бесстрастным взглядом, и та подумала, что не так уж взгляд бесстрастен. Это не два ледяных стеклянных обломка вместо глаз, как у графа Илимиани, они вполне живые, просто очень и очень сдержанные. И при желании можно прочесть в них и грусть, и страх, и горестное смирение, и даже зарождающуюся твёрдость. Жаль, что ничего более весёлого в них обычно не прочтёшь.

– Он понимает, что я много зарабатываю, и рано или поздно придёт потребовать деньги. Не найдя их у меня в доме, сообразит, что есть счёт.

– Счёт ещё нужно найти. Но, впрочем, ты можешь и сказать ему, если будет слишком наседать. А всего лучше не впускай его в свой дом, и всё.

– Он сможет войти с полицией.

– Над этим нужно будет подумать, – отмахнулась Рудена, которая уже подустала от чужих проблем. – Так подготовь блокнот. Попробую начать письмо.

Она несколько минут диктовала, велела зачёркивать и начинала снова. Работа эта была пустая – всё равно ничего из того, что обычно удавалось надиктовать, в дело потом не шло. Но это помогало собраться с мыслями и внутри себя выкристаллизовать тот единственный подходящий вариант, который и следовало записать красивым каллиграфическим почерком Валады, а потом отправить адресату.

Именно за изысканный и поразительно разборчивый почерк герцогиня и держала при себе эту простолюдинку с очень трудной семейной историей. Письма, начертанные её рукой, читались легче, чем печатный текст. А рукописные послания были модны не только среди дипломированных чародеев, приверженцев старых традиций (маги утверждали, что рукописный текст элементарно проще проверить на неприятную магическую «начинку»), но и среди высшей знати. Так что секретари-каллиграфы были у всех, кто мог себе их позволить, и обладатели идеального или хотя бы приличного почерка ценились.

Валаду герцогине порекомендовала супруга одного из её вассалов, и это приобретение Рудена считала одним из самых полезных за последние годы. И не только потому, что девушка была таким искусным каллиграфом, а в первую очередь оттого, что оказалась молчаливой и совсем не склонной посплетничать. Доверенные ей секреты так и остались секретами и в первый, и во второй, и в третий раз. Такую проверку на разговорчивость – доверив секрет и поручив своим людям отследить, как быстро новость будет рассказана всем и каждому – герцогиня провела сама (обычно-то этим занимались её доверенные, но не в этот раз) и была поражена, убедившись, что тайна дальше Валады не пошла вообще никуда. Рудена была готова к тому, что новая работница обмолвится только её горничной или старшему секретарю – в этом не было бы ничего страшного, вполне простительный поступок. Но Валада промолчала и тогда, когда её попытались спровоцировать на откровение, и даже слегка припугнули. Промолчала и сообщила о случившемся её светлости.