Нелюдь

— Вчера между одиннадцатью и двенадцатью часами дня твою машину видели на улице Пионеров.

— Это не моя машина, — мотнул головой задержанный. — Я вчера никуда не выезжал. Да, был в гараже, заводил машину, отрегулировал клапаны, но никуда не выезжал.

— У нас имеются свидетели, которые видели твою машину.

— Да хоть сто свидетелей, — усмехнулся подозреваемый. — Они видели не мою машину.

— Значит, отрицаешь, что куда-то выезжал?

— Да, отрицаю. Никуда я не выезжал.

— Я тебя задерживаю на трое суток. За это время мы найдем полный набор доказательств, тогда пеняй на себя, — пригрозил ему сыщик.

— Ищите, доказывайте, — вызывающе бросил Барагозов. — Но учтите, это вам даром не пройдет. Старые времена прошли, сейчас за незаконный арест самому можно загреметь в тюрягу.

— Ну что ж, посидим вдвоем, — усмехнулся сыщик, заполняя протокол о задержании на трое суток подозреваемого в совершении тяжкого преступления.

В этот день милиционеры и гражданский актив (сейчас бы их называли волонтерами) прочесали местность в том районе, где Ковальчуки видели в последний раз «Ниву», но никаких следов преступления не было найдено. Следователь прокуратуры, осмотрев машину, также ничего не смог обнаружить.

Из ГАИ поступил список всех автомашин «Нива» желтого цвета, зарегистрированных в Энске и в близлежащих населенных пунктах. Таких автомашин набралось двадцать два, водители которых пояснили, что в день пропажи девочки они не проезжали по улице Пионеров.

На второй день после задержания подозреваемого Овсянникова вызвали к прокурору, который спросил:

— Какие доказательства имеются в отношении гражданина Барагозова, что он причастен к исчезновению Богдановой?

— Пока никаких. Проверяем различные версии.

— Как?! — оторопел прокурор. — Вы закрыли человека без доказательств?!

— Доказательства будут, если подозреваемый будет сидеть в камере. На свободе он никогда не признается в совершении преступления.

— Что за вольности в трактовке закона?! — воскликнул прокурор. — Жена написала жалобу в областную и Генеральную прокуратуры, обратилась к самому Ельцину. Немедленно освободить и написать объяснительную! Будете наказаны!

Скрепя сердце, сыщик освободил Барагозова. Прежде чем тот вышел из изолятора, сыщик схватил его за грудки и процедил:

— Гнида, живи и остерегайся!

7

Прошло несколько дней. Несмотря на все старания, Оксана не была обнаружена ни живой, ни мертвой, а это еще более усугубляло скверное настроение оперативников. Овсянников, еле скрывая свою бессильную злобу, возобновил дело «Грибник» и поклялся всеми святыми, что не прекратит его до тех пор, пока Барагозов не закончит жизнь расстрельным приговором. Он уже несколько раз вытаскивал фигуранта и вел с ним «душещипательные» беседы, после которых на него сыпались жалобы во все инстанции, что в конце концов встал вопрос о его наказании самым серьезным образом.

Как-то раз Овсянникову позвонил Ягелев и с издевкой спросил:

— Вы когда-нибудь собираетесь раскрывать убийства детей? Таким макаром в Энске не останется ни одного ребенка.

Ничего не говоря, сыщик бросил трубку. Через неделю из центрального аппарата поступил приказ о наказании руководителей энской милиции за слабую профилактику и раскрытие преступлений, связанных с пропажами детей, где Овсянников предупреждался о неполном служебном соответствии. Это говорило о том, что сыщик стоял одной ногой на гражданке.

— Твой Ягелев постарался, — усмехнулся Смирный, зачитав грозный приказ. — Всем всыпали по первое число.

— А с какой стати он стал моим? — оскорбился сыщик и выругался, вспомнив присказку из безмятежного детства: — Таких сволочей-ягелевых видали, через порог пинали!

— Но он же твой куратор, — рассмеялся старший, заметив удрученное состояние своего друга. — Ладно, не грусти, переживем и это.

Прошел почти год. Однажды Овсянников после работы зашел в магазин, чтобы по просьбе жены купить хлеба. Когда он стоял в очереди на кассу, к нему подошла женщина и тронула за рукав.

— Вы же милиционер, который искал Оксану? — спросила она.

Приглядевшись к женщине, сыщик еле узнал в ней маму пропавшей девочки Богданову: темные круги под глазами, морщинистое лицо, прядь седых волос. От той цветущей женщины не осталось и следа.

— Да, я искал ее, — ответил он, чувствуя угрызение совести, что не смог ей найти самое дорогое на свете.

— А знаете, она жива, — сказала женщина со счастливой улыбкой. — Живет у других людей, все у нее хорошо, но когда-нибудь она все равно вернется к маме.

Сыщик почувствовал, что Богданова не в себе и, как мог, успокоил ее.

— Да, конечно, надо верить всегда в хорошее.

В это время к ней подошла молодая женщина и со словами: — «Света, пошли домой», — под руку вывела ее из магазина.

Продавщица, видя недоуменное лицо Овсянникова, объяснила:

— Она потеряла ребенка и тронулась умом. Каждый день заходит в магазин и всем рассказывает, что дочка жива, обитает у каких-то людей и вскорости вернется домой.

Сыщик был потрясен услышанным. Купив хлеба, дополнительно попросил у продавщицы бутылку водки.