Нельзя уйти. Нельзя остаться

Но Сафронов понял, что у парня начинает сносить башню и притормозил, убрав пистолет от чумазого лица:

— Да хрен там. Это ему, как награда будет. У тебя есть, чем спеленать? Давай упакуем и отправим куда надо. Пусть сами разбираются.

— В багажнике пару мотков лежит.

Сашка мельком заглянул в салон внедорожника, чтобы кинуть на сиденье бронежилет, увидел перепуганные глаза Сони, но молча захлопнул дверь и прошёл дальше. Достал скотч, оставив пистолет взамен и через пять минут Шелудяков стал похож на грязную мумию, извергающую угрозы «техническими отверстиями», которые Вадик решил оставить для разговора с «хорошими людьми».

— Сафронов, ты вообще понимаешь, куда вляпался? За мной такие люди стоят, что тебя, вместе с этой сучкой живьём закопают!

Тот присел рядом на корточки и усмехнулся, сдерживая порыв ярости, чтобы не врезать:

— Да знаю я, Колян, кто там стоит и паяльник в твоей заднице держит. Только не по-мужски ты взялся свои проблемы разруливать. А на будущее запомни, что рядом с любой сучкой может оказаться кобель, который тебе глотку в два счёта перегрызёт.

— Идиот! Я от милиции откуплюсь, как два пальца об асфальт. И раскинь извилинами, что я после этого с тобой сделаю!

— Интересно девки пляшут! — Сашка хмыкнул и повернулся к парню, — А ты не знаешь, Вадик, чего это все упыри так хотят органам правопорядка сдаться?

Тот гоготнул и подошёл поближе, — Не знаю. Может там день открытых дверей? — Присел рядом и посмотрел на Шелудякова, — Всё, дядя, приплыл ты. Теперь лёгким испугом не обделаешься. Сейчас ребята приедут и повезут тебя, красиво упакованного, к тем, кого ты обидел сильно.

Шелудяков испуганно вытаращился, замотал головой, сморщился и попытался договориться, но Сашка уже не слушал, а встал и отправился доставать трос из багажника.

Вытащив машину из лужи и оставив «бегунка» дожидаться «ребят», Сашка гнал «белый крейсер», похожий больше на далматинца, в город.

Хотя, сам он тоже был не чище. Да и у спутницы, кутавшейся в его спецовке, штаны были по колена заляпаны.

Трасса затихла и встречные легковушки лишь изредка мелькали мимо, обдавая стёкла грязной моросью, отчего дворники то засыпали, а то резво скрипели по лобовому стеклу.

Соня плакала, затихала, начинала всхлипывать, но опять закрывалась ладошками и рыдала. А он вёл машину молча, стараясь держать себя в руках и исполнять роль охранника, которая закончится, как только он доставит «клиентку» до дома. Слишком живо было воспоминание о том, что произошло утром. А в общаге ждала початая бутылка водки. И он точно знал, что оприходует её, как только ступит на порог комнаты. Иначе, мозг не найдёт дорогу в сон и будет изводить душу и сердце до утра.

Но монотонный гул двигателя вдруг прорезала женская истерика и хлёсткие удары по бардачку:

— Почему ты молчишь? Почему? Ты же видишь, что мне плохо!

Мужчина покосился и вложил в ответ максимум равнодушного спокойствия:

— Охраннику не положено лезть в частные дела клиентов.

— Клиентов? Значит, я – клиент? А спал ты со мной тоже, как с клиенткой? – с обидой крикнула она, прижала ладони к лицу и разрыдалась, — Гад! Ты такой же гад, как и все! И как Шелудяков твой, и как Олег…

Машина сбавила скорость и остановилась на обочине ночной трассы, мигая аварийными сигналами. Сашка вздохнул и вышел. Голые руки и лицо обдало холодной моросью и по телу пробежала дрожь. Хотел закурить, чтобы хоть немного успокоиться и унять пульсирующую боль в висках, но вспомнил, что сигареты остались в общаге и выругался. Он и правда не знал, что делать, после того, что произошло утром. Но и оставлять Соню в таком состоянии тоже было нельзя. Поэтому рванул пассажирскую дверь и бесцеремонно вытащил за руку всё ещё истерящую спутницу.

Та испугалась так, что притихла и умоляюще залепетала:

— Саш, прости меня, я больше не буду. Пожалуйста, отвези меня домой…

Но он открыл заднюю дверь, впихнул хрупкую фигурку внутрь и сел рядом. Притянул рывком в объятия и взял в плен дрожащие от страха губы, заставив подчиниться и принять его поцелуй.

Соню трясло неимоверно, она всхлипывала, немного успокаивалась и Сашка давал ей продышаться, шепча на ухо, — Всё закончилось. Успокойся, моя хорошая. Ты в безопасности. — Вытирал ей нос рукавом спецовки, в которую вцепились побелевшие пальчики, целовал мокрые реснички, но как только рваное дыхание переходило во всхлипы, опять принуждал к поцелую, зарывшись ладонью в мокрые кудряшки.

Казалось, прошло мгновение, а он уже тонул в заплаканных сапфировых глазах, искрившихся в тусклой дымке салонной подсветки и пытался сдержать рвущийся стон желания, соприкасаясь ладонью с бархатом кожи под тонкой блузкой. Потому что тело в его руках перестало нервно вздрагивать, её губы отвечали взаимностью, а нежные пальчики блуждали по его затылку и спине.

Сашка прижал посильнее такое родное, желанное тело и коснулся губами её виска:

— Сонечка, милая, что же ты творишь!

— Прости меня, пожалуйста.

— Зачем? Ты можешь мне сказать, зачем?

— Саш, я устала терять дорогих мне людей.

— А чтобы не терять, лучше не иметь их совсем?

— Наверное, да.