Немец

Они перешли дорогу, проследовали через низенькую арку и оказались на территории монастыря. Первое, что увидел Антон, — металлические фигурки козлят. Подобно этим странным скульптурам, все здесь было неподвижным. Казалось, время остановилось, и не было за воротами обители суетливого мира. Посреди монастырского двора рос огромный дуб. На лавке, ожерельем опоясывающей старинное дерево, мирно спала белая кошка.

Пройдя через древнюю галерею, заложенную, как гласила надпись на мраморной доске, аж в 780-м году, Рита и Антон оказались на Площади Иезуитов, перед воротами, ведущими к монастырской церкви. Ее живописные башни всегда были визитной карточкой, символом Мильштатта.

Справа от ворот находилась ниша, которая привлекла внимание Антона. В ней разместились две мемориальные доски, а над ними были начертаны годы двух мировых войн: 1914–1918 и 1939–1945. Венчала композицию картина, изображающая Иисуса в розовом хитоне, склоняющего голову над умирающим солдатом.

В этой картине одновременно было столько скорби, боли, но и утешения, всепрощения и надежды, что Антон остановился как вкопанный, не в силах оторвать от нее взгляда.

Подул легкий ветерок, зашелестела листва. Антон и Рита вошли на территорию церкви, которая одновременно служила местом для двух десятков старинных захоронений.

— Очень необычная картина, — промолвил Антон, в задумчивости оглядывая пейзаж.

— Ты про фреску в нише, перед входом?

— Да.

— Что в ней необычного с твоей точки зрения? Это просто памятник австрийцам, которые не вернулись с войны, да и все…

— Понимаешь, Рита, я еще никогда не видел памятников, как бы это сказать, простым солдатам стран, с которыми мы воевали… Очень странное чувство.

— У тебя это вызывает протест?

— Разумеется, нет. Просто надо к этому привыкнуть. Ты вот знаешь, например, что немецкая речь у нас до сих пор на каком-то подсознательном уровне воспринимается через рассказы, фильмы, воспоминания о войне? То есть настораживает.

— Правда? Очень странно. Столько лет прошло после войны. А потом — солдаты есть солдаты… Они идут воевать, потому что кто-то развязывает войны — у простых людей никогда не было выбора. Но у каждого из них был и есть Бог, и только он один утешает, приходит на помощь в самый трудный час… Это и есть главный смысл картины. Это же не памятник фашизму, в конце концов…

— Это я понимаю, скорее даже чувствую. Знаешь, хорошо бы сделать общий памятник павшим солдатам всех воевавших армий, потому что для Бога все равны.

— Да, хорошо бы… — проговорила Рита сдержанным тоном, слегка пожимая плечами, словно хотела послать Антону вежливый сигнал, что тема эта ей не кажется уместной на свидании.

— Хорошо, только невозможно, — подумав, добавил Антон. — Даже памятники, бывает, продолжают воевать. У нас в каждом селе почти что… Впрочем, ладно, действительно хватит.

Они молча гуляли по монастырю. Наконец уселись на лавку под дубом, где дремала местная кошка. Антон взял Риту за руку. Она придвинулась к нему.

— Рита, — заговорил Антон, — у меня такое чувство, что ты хочешь мне что-то рассказать, но никак не можешь решиться.

Рита убрала руку, слегка отстранилась от Антона:

— Ты угадал…

— Тогда говори, не бойся. Что произошло?

Рита глубоко вздохнула и заговорила:

— Антон, я знаю, зачем ездил в Россию твой приятель Ральф Мюллер. Я знаю про ваши похождения в одной русской деревне. Мне известно, что за вами следили спецслужбы и что вы в итоге так и не нашли то, что искали…

Во многих книгах читал Антон фразу «как гром среди ясного неба», но только сейчас понял, что же на самом деле она означает. Действительно, слова Риты прозвучали для него словно гром среди ясного и чистого альпийского неба, в этом райском дворике под старинным дубом. Обида и разочарование охватили все его существо.

Однако на смену минутной слабости и отчаянию пришли тупое спокойствие и уверенность. Он несколько секунд разглядывал Риту, а после спросил:

— И что с того? Если ты так много знаешь, тебе должно быть известно, что дело это теперь прошлое. Решили поиграть в детектив, и у нас ничего не вышло. Жизнь, оказывается, очень прозаичная штука.

— Антон…

Рита смотрела на него как-то странно. Ему даже показалось, что в ее глазах появилась жалость, и это взбесило.

— Рита, можно ведь было обойтись без всей этой игры. Или как?

— Послушай, в этой игре я всегда была на твоей стороне.

— Что ты говоришь? Каким же образом? — Антон взял себя в руки.

— Я тебе все расскажу. Ты только слушай меня и верь мне, хотя я понимаю, что это нелегко… — говорила Рита. — В «Хофброе» я появилась не случайно. Мне необходимо было завязать с тобой знакомство и понять, на чьей стороне ты играешь…

— Это понятно, что не случайно. Скажи мне сначала, на чьей стороне ты играешь сейчас?

— В общем, я играю на стороне «хороших парней». Я работаю в агентстве БНД. Тебе знакомо это название, надеюсь?

— Твою мать… Я хотел сказать, этого мне только не хватало, — Антон покачал головой. — И как же мне везет в последнее время на спецслужбы!