Немецкая лирика / Deutsche Lyrik. Антология XX века

Представь себе:
зыбучих топей солдата Массада,
натасканного отчизной,
незабвенного,
снова
все терния на проволоке.

Представь себе:

нечто безглазое, нечто безобразное
проведёт тебя через чувствилище и ты
станешь сильней, ты станешь крепче.

Представь себе: твоя

собственная рука
вновь удержала при жизни
этот воз —
родившийся
кусок
обитаемой
земли.

Представь себе:

это сошло на меня,
имярека бодрствующего,
вечно нащупывающего бессонной рукой
то, что есть из непогребённого здесь.

«Роса. И я возлёг с тобой, а ты во вретищах был…»

Роса. И я возлёг с тобой, а ты во вретищах был,
месяц слякотный
ответами нас заморочил,

мы по кусочку отламывали друг друга,

и крошки складывали в цельный ломоть:

Господь преломлял хлеб,

хлеб преломлял Господа.

«Хеддергемют, я знаю…»

Хеддергемют, я знаю
твои ножи, кишащие
как мелкая рыбёшка,

никого сильнее не было меня,

стоявшего против ветра.

Никто, как я, не пострадал,

от обвального града, искромсавшего
мозг, прозрачный как озеро.

Ирландское

Позволь мне пройти,
взойти путём зерна к твоему сновидению,
уступи тропинку сна,
дай мне право срезать чернозём
на откосах сердца,
поутру.

«Выкопанное сердце…»

Выкопанное сердце,
вложить в него чувства.

Великая родина из —

готовлена.

Молочная сестра

лопата.

«По следу, залитому дождями…»

По следу, залитому дождями,
проповедь тишины маленького жонглёра.

Это как будто ты мог слышать,

как будто я всё ещё люблю тебя.

«Главы чудовищные, город…»

Главы чудовищные, город
который они строят,
за фасадом счастья.

Если бы ты, верный себе, снова стал моей болью,

то не миновали бы
того места, откуда я выхожу из себя,

я провел бы тебя

через эту улицу
и дальше.

«Вечность старится…»

Вечность старится:
асфодели Черветери
вопрошают друг друга, бледнея.

Бормочущим половником

из мертвого котла,
над камнем, над булыжником,
они черпают ложками жидкое варево
на всех нарах
в бараках.

«Бормочущих…»

Бормочущих
орудий
ряд.

На пропущенных

ступенях
валяются всюду
умирающие.

«Душой слеп, на пепелище…»

Душой слеп, на пепелище,
в слове свято-обессмысленном,
тот, кто пришёл, рифмы лишённый,
стискивающий по плечи череп, мозг сжимающий,

он зачищает слуховые раковины

осевшими гласными,
усваивает пурпур зрения,
настраивает его.

«В шорохах, подобным нашему начинанию…»

В шорохах, подобным нашему начинанию,
в ущелье,
куда ты рухнул,
я извлекаю её снова,
музыкальную шкатулку – ты
знаешь: она незрима,
она не слышна.

«Deine Augen im Arm…»