Немецкая лирика / Deutsche Lyrik. Антология XX века

Жизнь моя стоит на высоких котурнах,
Перед вами не станет она прогибаться в отчаянии.
Вот оно, свободолюбивое море, и в бухте
Все вместе сошлись в глухом молчании.

И всё же вырвалось слово, и помчалось:

«Я не смею повелевать, могу только очаровывать
Ничто так не властно над нами, как чары».
И ринулся я в шумящий словесный поток.

Kleinstadtsonntag / Воскресный день маленького городка

Всё, что случается в гарнизоне, подхвачено его флейтой.
Здесь на улице этот мужчина хватает взглядом всё,
что ни попадется ему на глаза.
Гравий кругом. Ослепляют осколки румянцем солнечных бликов.
Он стоит безмолвно здесь. А потом рекламным листком
из Гёте шуршит.
Спустя пять минут нога его как бы делает шаг.

Стоят жилища предместья, залитые светом словно сливками,

С торчащими флюгерами, как будто запечёнными в тесте,
С цветастым бельём на размалёванных террасах и балконах.
В воскресный день чрево мужчины разбухает, как у гусака,
Наверное, уж минут десять.

Вдалеке слышит он звуки органчика, что роятся вдоль улицы.

Ещё дальше бежит его набыченный тоскующий безотрадный
взгляд.
А вот ещё: смешались приятные для слуха звуки,
И стоит он там – покой на сердце, тишина в кишечнике, —
Уже целых полчаса.

Он стоит, словно высеченный из красного мрамора:

Красное – это буквально манжеты с воротничком.
Размер воротника – тянет на пятьдесят; и можно сказать,
Что он едва ли впадёт в отчаяние от нужды,
Ведь он памятник!

Ged"achtnisbaum f"ur einen alten Dichter / Древо памяти для древнего поэта

Большое древо окружено любовью,
Шелестящими волнами Шаттензее.
Тобой овладела печаль, и ты лёг ничком
В чёрную глубь озера Шаттензее.

Из озера выпило древо горе твоё

И от земли поднялось,
И долгие годы с ними взрастало,
И к солнцу оно поднялось.

В кроне дерева небо прижилось

На многие сотни лет.
Горем твоим человечьим его одарили
На многие сотни лет.

Кто ныне под тенью древа проходит,

Тому шумит оно страданием твоим,
И луне, что проходит мимо тебя,
Продолжает шуметь страданием твоим.

Die Ebene / Равнина

Бледнеет дом небес в безвестности,
В безвестности равнина отзвучала.
Так говорит со мной голос ветра:
«Они зарыли нашего возлюбленного Бога,
Красный конь водил его под сумрачным чепраком».
Сокрушён согбенный холм,
Песчаный плакальщик,
Пески его поседели, сияют!
И вот я опираюсь на плечи его, стою.
Как огромна эта равнина!
Каким бесприютным стал этот мир!

Winterstille / Зимняя тишина