Немецкие предприниматели в Москве. Воспоминания

Вальдхаузена послали в Бухарест, потому что жена его предшественника на посту главы дипломатической миссии, доктора Розена491, возбудила гнев экономки фон Кидерлена. Фрау Кюпке – так звали последнюю – однажды отправилась из Берлина в Бухарест, чтобы проведать старых подруг, не принадлежавших к светскому обществу, и совершила там бестактность, пригласив на ужин, который давала этим подругам в отеле, также фрау Розен. Эта дама – если не ошибаюсь, урожденная Мошелес из Лондона, – наделенная необычайными дарованиями, ladylike492, конечно же, никогда бы не отказалась отужинать с бухарестскими немками, однако она не могла принять приглашение фрау Кюпке именно в Бухаресте, потому что здесь ходили – не знаю, насколько оправданные – самые причудливые сплетни об отношениях Кидерлена и фрау Кюпке, которые уже не раз становились поводом для неприятных инцидентов.

Одним словом, фрау Розен под каким-то благовидным предлогом отклонила приглашение. Фрау Кюпке была возмущена до глубины души. Вернувшись в Берлин, она прожужжала Кидерлену этой историей все уши и не успокоилась до тех пор, пока доктора Розена не отозвали из Бухареста и не отправили в Гаагу. При этом доктор Розен не только способный дипломат, но и большой знаток Востока.

Глупая месть фрау Кюпке дорого обошлась нашей стране, так как место Розена заступил – вероятно, потому, что «подошла его очередь», – господин Вальдхаузен. При нем Румыния выскользнула у нас из рук как угорь. При всей своей добросовестности он не только не чувствовал румынского пульса, но даже не смог – несмотря на богатство, которое всегда импонировало румынам, – занять достойное положение. Очень примечательна следующая история, услышанная мной из уст директора одного крупного немецкого предприятия в Румынии. Этот господин однажды вскоре после начала мировой войны, в августе 1914 года, был на приеме у министра финансов Костинеску, когда вдруг доложили о визите Вальдхаузена. Услышав это, он хотел удалиться, чтобы не заставлять ждать посланника своей страны. Но Костинеску удержал его словами: «Restez donc! Ce n’est que le ministre d’Allemagne! Je le ferai attendre!»493

Вот во что превратил Вальдхаузен былой авторитет германского посланника!

78. Лондон, 1914 год

Из Бухареста я отправился в Лондон, где прожил, если не считать нескольких поездок в Париж, с 22 января до 18 марта 1914 года494.

Если не ошибаюсь, по случаю дня рождения кайзера, а может, еще какого-нибудь подобного события я посетил в германском посольстве князя Лихновского, которого видел еще в 1913 году. Произнесенная им речь, пронизанная дыханием современности, произвела на меня приятное впечатление, и я очень огорчился, прочитав через несколько дней в немецких газетах (консервативных) пренебрежительные отзывы о ней.

Во время приема он вел себя как вельможа; в посольстве же, когда мы общались с глазу на глаз, он сбросил маску и беседовал со мной с приятной естественностью.

Во время своего длительного пребывания в Лондоне, а также в течение 1913 года я несколько раз с удовольствием виделся с румынским послом Мишу495.

Он, вне всякого сомнения, самый толковый из всех румынских дипломатов – умный и высокообразованный, человек немецкого воспитания, который также воспитывал двух своих сыновей в Лейпциге. Я видел господина Мишу и общался с ним в течение многих лет – в Софии, Константинополе, Вене и Лондоне, где он находился в качестве посла, имел возможность наблюдать за ним как дипломатом и все больше проникался к нему уважением.

В отличие от Таке Ионеску, беседа с Мишу – это наслаждение! Если монологи Ионеску подобны сверкающему, ослепительному фейерверку, то речи моего друга Мишу – это спокойная мудрость ученого. Я никогда не забуду часы, проведенные с этим красивым одухотворенным человеком в глубоких, содержательных разговорах, особенно о Болгарии, которую он прекрасно знает. Именно такие люди, если их станет больше, преобразят Румынию.

В 1913 и 1914 годах наши разговоры естественным образом вертелись вокруг обеих балканских войн. Подытоживая успехи Румынии, Мишу заметил, что могущественной державе не трудно вести успешную политику; для малых же государств это сегодня стало чертовски тяжело. Любопытно было бы узнать, придерживается ли господин Мишу до сих пор (1919) того же мнения.

79. Политическая напряженность

В результате политической напряженности, вызванной двумя балканскими войнами между двумя европейскими лагерями, настроение в Лондоне было мрачным. Визиты царской четы в Констанцу и английского короля в Париж496 не предвещали ничего хорошего. Разные голоса в прессе, открыто выражаемые мнения в клубах, всеобщая враждебность в отношении нашей страны и нагнетание антигерманской истерии вселяли тревогу.