Немецкие предприниматели в Москве. Воспоминания

После двух недель, проведенных в Чикаго, я отправился в Дакоту, самый центр обширных пшеничных угодий. Из города я совершал поездки в различные сельские хозяйства. Было примечательно, насколько прибывшие сюда переселенцы разных национальностей сохраняли свои привычки и особенности. Так, например, я сталкивался с русскими крестьянами, которые были, как и дома, в лаптях. Здесь можно было встретить представителей самых разных народностей. Но сельское хозяйство было настолько малоинтенсивным, насколько это возможно. Все, чему мы научились в Европе, было тут упрощено. Мое пребывание в Дакоте была ознаменовано сильнейшей нехваткой работников. Люди были дороги, и на них везде экономили. Так, я видел, как маленький мальчик бороновал поле примерно с двадцатью лошадьми. Сеялка, для функционирования которой у нас требуется три человека, тут обслуживалась одним, вследствие чего все борозды шли вкривь и вкось. Урожайность, очевидно, также была ниже, чем у нас, поскольку интенсивное удобрение почвы тут не применялось. После сбора урожая стерню обычно сжигали, и зола была единственным удобрением.

Я одолжил лошадь и повозку и в полном одиночестве ездил от одной усадьбы к другой много дней и видел повсюду одно и то же: пшеницу и пшеничные поля, которые, когда я там был, как раз возделывались. В то время как мы в Европе привыкли работать по правилам севооборота, чтобы использовать каждый клочок земли, здесь в этом отношении действовали совершенно произвольно.

Уход за скотом также был полностью предоставлен природе. Никаких хлевов, летом и зимой скотина должна была сама искать себе корм. Когда снег делал это невозможным, животных привязывали к изгороди и подвозили большую копну сена, чем скот и питался, пока фураж не заканчивался. Так что в том, что относилось к хозяйствованию, в степях Дакоты я не увидел ничего такого, что было бы мне интересно. Что же касается ландшафта, то мне тут пришлись по душе невероятные просторы, позже я восхищенно воспринимал такое же раздолье на юге России.

Людей здесь всегда встречали приветливо, и так как деревень с постоялыми дворами тут не было, я чаще всего ночевал у фермеров. Сама Дакота была тогда типичным детищем Дикого Запада, быстро застраивающимся, без чего-то стоящего внимания. Интересным было лишь то, что население этого штата, граничащего со штатом Миннесота, каждый вечер почти поголовно совершало туда паломничество. Объяснялось это просто – в штате Дакота алкоголь был запрещен, а в Миннесоте – разрешен.

Самыми скучными были в таких городах воскресенья. Обитатели отеля, как, вероятно, и остальные жители, в этот день не двигались с места, и оказалось правдой, что американцы могут сидеть в шезлонге весь день, положив ноги на подоконник, и в лучшем случае перед ними газета.

После Дакоты путешествие продолжилось, и я отправился посмотреть на резервацию индейцев, где они еще жили вместе. Одна из таких резерваций располагалась на искусственном озере Лич-Лейк, через которое протекает Миссисипи. Я отправился туда. Как назывался город, я уже не помню. В городе жили белые, но на другом берегу озера было поселение индейцев. В витринах везде можно было видеть фотографии индейцев в самой дикой боевой раскраске со скальпами на поясе.

Когда я приехал, единственная в городе гостиница была переполнена, так как был рыночный день, а к тому же мне сказали, что я не могу поехать к индейцам, поскольку хотя лед на озере еще лежит, но уже может не выдержать человека. Мне там было весьма скверно, особенно когда сообщили, что нет возможности получить отдельную комнату. Но, в конце концов, делать было нечего, и я попросил провести меня в номер. Тут меня уведомили, что я буду делить номер с индейцем, который учился в миссионерской школе и тоже ждет возможности переправиться через озеро. Эта новость сразу не показалась мне заманчивой, а когда я затем зашел в комнату, то заметил, что в ней стоит только одна кровать. К моему удивлению, портье признался, что мне придется делить с индейцем одно ложе. Это меня совсем возмутило, так как столь близкое знакомство с индейцем мне не представлялось любопытным, и пришлось протестовать, прежде чем удалось получить маленькую комнату сына хозяина. В ней был свой недостаток, но с этим уже пришлось смириться: здесь было сложено все грязное белье отеля. О последовавшей ночи я еще часто вспоминал. В комнате, с таким трудом завоеванной, я не нашел покоя, потому что разразилась страшная гроза, не позволявшая спать. Но вследствие грозы ледяной покров на озере полностью вскрылся, и на следующий день озеро лежало передо мной совершенно чистым. Теперь по нему можно было плыть, но сначала надо было отремонтировать маленький пароход.