Немецкие предприниматели в Москве. Воспоминания

Ваше предположение, что «Джон Мейер и К°» впоследствии стала чисто банкирской фирмой, ошибочно. Вы не путаете ее с «Э. М. Мейер и К°» в Петербурге? Это совершенно из другой оперы. Мой тесть Луи Боршар покинул Москву в 1868 году. В Петербург он уехал, когда старый Джон Мейер уже проживал в Дрездене как рантье. В Петербурге Боршар ничего не делал, жил в меблированной квартире на Большой Конюшенной улице, уезжая на лето в Баден-Баден. Одну зиму он со всей семьей провел в Париже и, наконец, в начале 1870‐х годов купил и перестроил дом в Бадене; скончался он от рака в Бадене в 1877 году, там его и похоронили.

Вот все, что рассказала мне моя жена, а ей ли не знать.

Луи фон Мейер сейчас в отъезде, по возвращении я непременно расспрошу его о том, что Вы хотите узнать.

Но вернемся к Ахенбаху, car on revient toujours à ses premieres amours800. После смерти Ахенбаха Александр Руперти ликвидировал фирму, что вызвало нескончаемые трения между ним и г-жой Жюли Колли.

Затем Руперти вошел в дирекцию Московского торгового банка801, где председательствовал Николай Александрович Найденов802. Руперти возглавлял вместе с Баклановым803 товарный отдел, главным образом импорт хлопка. Чисто русское правление побудило его искать место в более иностранном банке, и, когда скончался г-н Мюллер, директор Московского учетного банка, он ходатайствовал об этой должности. Альфред Руперти, который уже тогда был зятем Морица Марка, обивал пороги, чтобы обеспечить отцу желанное место. Он говорил с Конрадом Банзой, приходил ко мне и т. д. Словом, Александр Руперти поступил к нам – я говорю «к нам», поскольку тогда я тоже был членом правления банка, – и оставался на этой должности до своей смерти, которая настигла его во время поездки в Баден-Баден.

Вы интересуетесь, что представлял собой дом «И. Е. Гинцбург». У меня с этим домом связано множество воспоминаний.

Учредил эту фирму некрещеный израэлит, родом, вероятно, из Галиции или из Польши804, во время Крымского кризиса он был армейским поставщиком российского правительства и, как всегда бывало, после войны оказался миллионером!

В 1860‐е годы он обосновался в Петербурге как банкир и тотчас начал сотрудничать с «Ценкер и К°». В те годы «Ценкер и К°», после банкротства Марка в 1864‐м, были в Москве, собственно говоря, единственным значительным банкирским домом, и должен сказать, что, хотя впоследствии все крупные банки делали дому Гинцбурга всевозможные выгодные предложения, он до конца оставался верен нам.

Старого Гинцбурга я не застал, знал только его сыновей, из которых старший, барон фон Гинцбург805, был главою дома и жил в Петербурге на Конногвардейском бульваре в собственном, похожем на дворец доме. Это был высокий полный мужчина с весьма смелыми замыслами, ко времени нашего с ним знакомства в 1870‐е годы уже вдовец, причем с кучей детей.

Его брат Соломон Гинцбург жил в Париже, руководил парижским филиалом дома; женат он был на одной из Голдсмитов, которая по сей день живет здесь вдовой, я часто встречаю ее у Вахтеров806.

Российскими баронами Гинцбурги никогда не были, этот титул они в свое время купили в каком-то из мелких немецких государств, в Дармштадте или в Нассау807. Тем не менее эти детали обходили молчанием и в Петербурге титуловали его «господин барон».

Сам Гораций Гинцбург в конторе работал мало, текущими делами банка занимался его компаньон Адольф Грубе808, происходивший из давно осевших в Петербурге немцев. Все многообразные дела и переписку мы, собственно, вели только с Адольфом Грубе.

Гораций Гинцбург был первейшим защитником всего российского еврейства, eo ipso809 масоном высокого ранга810 и сделал бедным евреям России очень много добра. Почти целиком на свои средства он построил большую синагогу в Петербурге, поддерживал приюты для бедных, фонды и школы для еврейской молодежи и т. д. Адольфу Грубе он, так сказать, позволял хозяйничать совершенно самостоятельно, а поскольку тот отличался некоторым авантюризмом, дом пускался в настолько рискованные сделки, что в один прекрасный день оказался на грани банкротства (в конце 1880‐х гг.). Витте, тогдашний министр финансов, весьма протежировавший Гинцбургу, а вдобавок тоже масон811, сделал все возможное и невозможное, чтобы поддержать Гинцбурга, однако император Александр III, не жаловавший евреев вообще и Гинцбурга в частности, за его постоянные ходатайства в пользу евреев, категорически отказал в любой помощи со стороны Государственного банка. В результате, как всегда в России, было назначено конкурсное управление, которое продолжалось несколько лет и велось так удачно – главным образом по причине огромного взлета сибирских золотых акций, коих в портфеле фирмы было очень много, – что, после урегулирования всех обязательств, наследникам Горация Гинцбурга осталось около двух с половиной миллионов наличными812. Но петербургская и парижская фирма свое отыграли и исчезли со сцены.