Немецкие предприниматели в Москве. Воспоминания

На следующий день мы с Файвишевичем, дождавшись часа, когда полковник, по нашим представлениям, уже должен был вырваться из жарких объятий молодой супруги, явились к нему и изложили суть дела. Он принял нас со всей любезностью, но сообщил, что не может самостоятельно принять решение по моему делу, а должен сначала доложить обо всем наместнику в Тифлис, связавшись с ним по телеграфу.

Положительный ответ пришел по телеграфу через два дня. На четвертый день после извержения нефти к нам на нефтяное поле прибыло несколько сотен солдат под командованием капитана и трех лейтенантов. Они должны были возводить плотины. Но это был напрасный труд: несущаяся вниз по склонам жижа вновь и вновь сносила насыпанные земляные валы. Спасительный финал наступил лишь вечером: давление газа в нефтяном слое ослабло и фонтан иссяк. Солдаты могли возвращаться в казармы.

Хотя от их усилий не было никакой пользы, я все же решил отблагодарить их. Кроме определенной суммы, которую я внес в полковую кассу, каждый солдат получил небольшое денежное вознаграждение. Сложнее было с офицерами. Когда я советовался по этому поводу с Файвишевичем и выразил намерение подарить каждому офицеру, например, на память серебряный портсигар, тот раскритиковал мою идею: «Зачем им эти портсигары? Что они с ними будут делать? Деньги – вот что им нужно! Пошлите каждому лейтенанту 20 или 25 рублей, а капитану 30 или 40, и они будут счастливы!»

Такой подход противоречил моему вкусу, но я в конце концов последовал его совету и послал трем лейтенантам по 30 рублей в конвертах с кратким благодарственным письмом, а капитану 40. Уже через день ко мне явились капитан и два лейтенанта в парадных мундирах, чтобы выразить глубокую благодарность за денежные подарки. Третий лейтенант, поляк, пришел через полчаса после упомянутых визитеров, чтобы поблагодарить меня за пожертвование, для которого я в угоду его русским товарищам выбрал именно эту форму и которое он, с моего позволения, намерен передать католической гарнизонной церкви в Грозном. Поскольку я как немец предположительно был протестантом, он счел своим долгом предварительно испросить мое согласие.

Эта разность отношения к вознаграждению русских и поляка весьма характерна для образа мыслей двух народов: здесь проходит своего рода демаркационная линия между Азией и Европой.

С пятого дня извержения нефти фонтан заметно ослабел и бил в пульсирующем режиме, давая в день 60 000 пудов, которые удавалось сохранить. Эта благоприятная ситуация продолжалась, однако, всего восемь дней. Искра, вызванная, предположительно, ударом выброшенного из скважины камня по трубе, стала причиной пожара, который уничтожил вышку и потух только после того, как окончательно иссяк фонтан.

Тем временем командование Терского казачьего войска во Владикавказе пришло в чрезвычайное волнение по поводу «колоссального» фонтана. Еще он горел, когда областной начальник и атаман всех терских казаков, барон Х. (с балтийским именем, но полностью обрусевший)427 пожелал лично осмотреть наше нефтяное поле. Я встретил его на месте. Это было эффектное зрелище – богатый вельможа с роскошной свитой, над которой развевался на ветру огромный пурпурный штандарт областного начальника. Даже император, наверное, не мог бы появиться более торжественно и величественно.

Барон оказался типичным петербургским салонным генералом и гвардейским офицером, которому Господь Бог дал высокий чин, но не дал ума. Осмотрев все наше хозяйство, включая и пожарное депо с маленьким пожарным насосом, он гнусавым тоном петербургского гвардейского офицера задал мне классический вопрос: почему мы не тушим пожар с помощью пожарного насоса?

Итак, фонтан иссяк, вышка и подъемная машина сгорели, скважина загублена мощным извержением, выплаты по возмещению ущерба всем пострадавшим произведены.

Вместо того чтобы стать богатым источником доходов для синдиката, фонтан обошелся ему в 17 000 рублей.

Этот печальный итог был связан с радикальным падением местных цен на сырую нефть в октябре 1902 года. Производство сырой нефти в этом регионе значительно выросло, и сразу стал остро ощутим недостаток возможностей ее переработки. Там до этих пор было всего два нефтеперерабатывающих завода: компании Ахвердова и Владикавказской железной дороги. Оба они широко пользовались своей монополией на покупку сырой нефти и платили ее поставщикам всего по семь копеек за пуд, то есть цену, которая оправдывала себя лишь при наличии фонтана, но не покрывала затраты при добыче нефти обычным способом: тартанием428.

Цены на нефтепродукты – осветительное масло и жидкое топливо – были, напротив, вполне удовлетворительными, в то время как тяжелый бензин приходилось просто сжигать под котлами, не находя ему лучшего применения. Я тогда на собственной шкуре узнал, что нефтедобывающему предприятию, чтобы не стать жертвой односторонней конъюнктуры, необходим собственный нефтеперерабатывающий завод.