Войдя полчаса спустя в дом, Ева с удивлением услышала в своей комнате шум. Голоса и смех. Мать и сестра стояли у открытого шкафа и шерстили ее одежду. Они уже достали и повесили на дверцу шкафа два лучших ее платья. Ева раздраженно посмотрела на них.
– Что вы здесь делаете?
– Хотели тебе помочь, – заявила Аннегрета, не оборачиваясь на Еву.
– Мы ищем, что тебе лучше надеть сегодня вечером, дочка. Ты должна блистать у Шоорманов, – прибавила Эдит.
– Но вы же не можете просто так входить в мою комнату и рыться в моем шкафу… – возмутилась Ева.
Мать с сестрой проигнорировали протест. Вместо этого Аннегрета ткнула в темно-синее облегающее платье.
– Я за это, оно стройнит, а мама за светло-коричневый костюм. Но ты же знаешь мамин вкус – не самый изысканный.
Эдит в шутку замахнулась на дочь:
– Я тебе покажу!..
– Нет, ты только посмотри на этот старый мешок. – Аннегрета потянула голубой в клетку халат Эдит, который та носила дома, когда не нужно было в ресторан. – А волосы? Просто сахарная вата. Противно природе…
– Перестаньте! – сказала Ева так серьезно, что Эдит и Аннегрета прекратили перепалку.
Ева положила бумажный пакет на кровать и тяжело села. Эдит пристально посмотрела на младшую дочь и приложила ей ко лбу тыльную сторону ладони.
– Ты не заболеваешь?
– Ах, ерунда, мама, – отмахнулась Аннегрета, – просто волнуется, выдержит ли смотрины. Да все получится, Ева, дорогая! Скоро вольешься в круг высших десяти тысяч.
Аннегрета злорадно усмехнулась и снова повернулась к шкафу. Ева смотрела на широкую спину сестры.
– Ты же сказала, что у Отто Кона всего-навсего сотрясение мозга.
Аннегрета, которая как раз прикладывала белый пиджачок к синему платью, проверяя, подходит ли он по цвету, замерла.
– Я – что?
– Кто такой Кон? – сердито спросила Эдит.
– Он умер, – сказала Ева Аннегрете, не обращая внимания на мать.
Аннегрета вернула белый пиджак в шкаф.
– Я только передала тебе то, что сказал мне заведующий отделением.
– Значит, травмы были значительно серьезнее. Значит, он умер где-то на улице, после того как ушел от вас из больницы. Как вы могли его отпустить?
– Мне откуда знать? Я-то тут при чем, Ева?
Аннегрета стремительно развернулась и посмотрела на Еву в яростном негодовании. При этом она так выпучила глаза, что стала слегка косить. Да, вспомнила Ева, у сестры в детстве бывал такой вид, особенно когда она попадалась на том, что тырила съестные припасы. Догадавшись, что Аннегрета солгала, Ева испугалась.
– Вы не могли бы, в конце концов, объяснить мне, что здесь происходит? – нетерпеливо спросила Эдит, продолжая чистить щеткой светло-коричневый костюм.
– Свидетель в суде, мама. Он вчера…
– Ах вот оно что, – резко перебила Эдит и, как бы обороняясь, подняла руку, в которой держала щетку.
Было очевидно, что она ничего не хочет об этом слышать. Ева смотрела на мать и сестру. Те снова отвернулись и продолжили заниматься гардеробом, как будто ее вообще тут не было. Вдруг она почувствовала себя не дома – в своей собственной комнате – и встала.
– Выйдите, пожалуйста.
Эдит и Аннегрета обернулись, опешили, помялись. Затем Эдит всучила Еве светло-коричневый костюм.
– Послушай меня, надень это. Он скромный, приличный, в нем ты произведешь хорошее впечатление. Ты ведь помоешь голову?
И Эдит вышла, не дожидаясь ответа. Повернувшись к двери, Аннегрета сочувственно пожала плечами.
– Мы просто хотели тебе посоветовать. Насильно мил не будешь. – И тоже вышла.
Оставшись одна, Ева вернула наряды в шкаф и закрыла дверцу. Затем достала из бумажного пакета шляпу и повертела ее в руках. Густо-черный бархат в некоторых местах потерся, сиреневая подкладка отошла. Когда-то бело-голубая ленточка внутри стала жирно-черной и блестела от пота и грязи. На пришитом клочке ткани было вышито: «Дом Линдман, Херманштадт, телефон 553». Ева осмотрелась, сдвинула на полке несколько книг и положила шляпу на освободившееся место.
Вечером около семи машина Юргена остановилась у фонаря перед домом. Под шерстяным пальто на Еве было не синее платье и не светло-коричневый костюм. Она выбрала темно-красное шелковое платье с глубоким вырезом, самое элегантное. Шляпу она не надела, пучок уложила выше обычного. Лодочки сделали ее выше, что с удивлением констатировал Юрген, открывая ей дверь. Кроме того, он заметил, что Ева, кажется, совсем не волнуется, и пошутил на эту тему. Она промолчала. С обеда она пребывала в странном состоянии. Ее как будто обернули толстым слоем ваты.