Но сердце самой Германии даже сегодня еще прослушивается за всеми криками и пустопорожними разговорами. В новых формах национального движения проступают черты народного духа. Сошлюсь здесь на «Империю» Фридриха Хильшера
: этот плод уединения, процветший в отдалении от повседневных забот, для многих молодых немцев делается сегодня подлинно благой вестью. Здесь я не могу разобрать все достоинства книги Хильшера. Упомяну только вот о чем: это признание в любви немецкому народу, которое практически ничего общего не имеет с теми формами национализма, о которых нам приходилось говорить до сих пор. Нельзя его путать с ними и смешивать. Политическую романтику Хильшера кое-кто отвергает, и это можно понять. Но в бездушном национализме из Die Tat нет вообще никакой романтики, даже притворной. А в «Империи» есть подлинная романтика. Книга написана человеком, который по-настоящему понимает немецкую душу и сущность всего немецкого. Все в ней сказано от души и сквозь душу преломляется. В этой книге есть музыка и есть любовь; в ней чувствуется напор и сила, но есть там и нежность, и искренность; она неодолимо захватывает любого, кто носит в себе величие немецкого духа; она тронет и расшевелит даже того читателя, который категорически не согласен с теоретическими выводами Хильшера, которые, между прочим, кажутся несомненными.Впрочем, Хильшер тоже, как выясняется, не вполне свободен от политики катастроф. Он отстаивает исторический закон, по которому любые формы немецкого существа снова и снова, с течением времени «расплавляются». Мне в этом скорее видится какое-то невезение, а вовсе не роковая необходимость; мы, немцы, вообще очень склонны к трагизму и преклонению перед судьбой. Как бы то ни было, Хильшер, в отличие от других националистов, признает само историческое откровение, явившееся в немецком духе. Воплощается этот дух, по Хильшеру, в целом ряде исторических персонажей: от херуска Германа и Генриха VI через Экхарта и Лютера до Фридриха Прусского, Гёте и Ницше. Что ж, такое представление как минимум лучше полной бездуховности, которую предлагают нам национал-революционеры. Это, по существу, родословная немецкого духа, пусть и неполная. Но можем ли мы пожертвовать Античностью и христианством во имя своей родословной?
Здесь, в общем-то, и заключается главный культурно-философский вопрос, c которым сталкивает нас любая экстремальная форма немецкого национализма. Сегодня мы боремся за наше античное и христианское наследие420
.Стефан Георге, имя которого почему-то всегда на устах у националистически настроенной молодежи, искренне, с пылкой любовью предан образу Античности:
[Мысль роднит меня с вами, дети островных пределов, познавшие плавность движения и высоту образа… Явившие в бронзе и во плоти человеческий идеал, наших богов породившие в танце и в упоении.]
Поэт, становящийся уже мифическим героем, – это последний великий представитель греко-немецкой традиции. А национализм, выходит, призывает нас от всего этого отречься? Правительство и политические партии просто не хотят больше поддерживать гуманизм: но это еще полбеды. Сегодняшние университеты находятся в таком уязвимом положении, что сами они, без поддержки властей и масс, вообще не способны сберечь гуманистическую традицию в каком бы то ни было виде. Теперь, к сожалению, очевидно, что и национальное движение тоже отрекается от гуманизма: а это значит, что его окончательная гибель уже маячит в обозримом будущем. А вместе с гуманизмом Германия потеряет и тот «человеческий идеал», который явился когда-то в Элладе.
Потеряем мы бесконечно много. Стоит только Германии отвернуться от гуманизма и христианства, как навсегда закроются все дороги к Экхарту и Лютеру, к Гёте, Моцарту и Георге.
Немецкий католицизм, как ни удивительно, – нет все-таки худа без добра – до сих пор имеет возможность осаживать разрушителей культуры и пресекать их деятельность. Но что за прискорбное самоотречение для Германии, духовной и политической: уповать на партию Католического центра, ждать, что она, единственная, сумеет сохранить подлинно, общепризнанно немецкий образ мысли. Националисты наши отличаются выдающейся близорукостью: они так стараются насаждать антиримскую, антиюжную, антизападную идею, что результат в итоге будет прямо противоположным – немецкое наследие по-настоящему сохранится и сбережется только в римской Германии.