Читаем Немка полностью

Началась уборочная пора, и впервые за эти годы на наши поля вышел комбайн. Только на несколько дней выделила МТС этот комбайн нашему колхозу, но какое это было облегчение! Я опять стояла на соломе и полове, но это не шло ни в какое сравнение с молотьбой на току. Солома падала на большую платформу, на которой я стояла, и её нужно было только сдвинуть вилами в определенном месте на землю. Я это делала с удовольствием. Это было прекрасно! Комбайн медленно двигался по полю, будто он парил по золотистой поверхности зерновых, зерно высыпалось через жёлоб непосредственно в мешки, закрепленные внизу, солома и полова собирались на платформе, а мне надо было только их сдвигать. Душа пела от наслаждения. Но… Комбайн оставался только несколько дней (может, 2–3) на наших полях, и нам пришлось работать в дальнейшем, как и прежде. Одно событие из этого времени мне хотелось бы еще описать. Я была с Дашей Цапко на скирдовании, это значит, мы собирали в поле в копны сложенные зерновые, погружали их на большие брички — телеги с откидными решетками в виде лестниц, перевозили их на ток и складывали в большие скирды, где они в дальнейшем обмолачивались. Нашей тягловой силой были быки. Поле было далеко от тока, и мы едва успевали делать две ездки, вторая была к току на колхозном дворе в селе. Наша колонна состояла из пяти телег. Солнце клонилось к горизонту, мы шли все рядом со своими быками, погоняли их и, уставшие, едва уже разговаривали друг с другом. Наш груз должен еще при дневном свете быть сложен в скирду. Времени было в обрез. Вдруг спереди раздался крик: «Волки!» Даша, не колеблясь ни секунды, крикнула мне: «Ты! Наверх!» — «Почему я? Я уже взрослая». — «На-ве-е-рх, кому сказала?» — приказала она властно и показала на верёвку, которой обвязано зерно на стебле, чтоб я залезла по ней наверх. «Ты мне будешь подавать небольшими пучками солому, колосья старайся отрывать». Она быстро подошла к передним бричкам, спросила, у всех ли есть кресало (спичек и в помине не было тогда), приказала горящие пучки бросать только на обочину дороги, чтоб не загорелось поле и села впереди. Лёжа на животе, я связывала небольшие пучки соломы, хотя не всегда удавалось сорвать колосья, и подавала их Даше. Наверху мне хорошо было видно волков, они шли справа по скошенному полю прямо на нас. Стая, 5–6 волков. Когда они приблизились к нашему обозу, горящие факелы уже летели беспрерывно на обочину дороги. Волки держались вместе, похоже, они были намерены напасть только на одного из быков, и это вскоре определилось, они нацелились на одного из них, запряженного в телегу, едущую впереди нас, при этом они разъярённо оскаливали зубы. Горящие пучки летели всё чаще, а мы все при этом кричали во весь голос, кто-то свистел. Через горящую, ограждающую нас полоску волки не осмелились перейти, да и деревня была уже совсем близко, и они повернули и убежали в далёкую степь. Поджав хвосты, с повисшими головами, истощённые, голодные. Жалкие хищники сибирской степи первого послевоенного голодного года. Меня удивляли наши быки, они оказались смелыми животными. Я даже не заметила, чтобы наша пара быков каким-то образом была встревожена стаей волков. Как всегда, они шли себе спокойным, размеренным и медленным шагом.

Когда опасность миновала, я соскользнула со стога и села рядом с Дашей. «Почему ты меня погнала наверх? — я смотрела на неё в упор. — Как будто я ребёнок. Только я была наверху. Я могла бы и рядом с тобой связывать пучки». — «Ну да! А если бы тебя волк схватил?» Громко рассмеявшись, я не успела слова сказать, как она меня буквально огорошила: «И мой брат убил бы меня». — «Что-о-о?» — «Да. Недаром же твоя фотография висит у нас на почётном месте над столом». — «Что ты мелешь, Даша?» Мне было не до смеха. Растерянно я таращилась на неё. «Только в обморок не падай. Михаил, перед тем как идти в армию, вставил её в рамку и повесил на стенку». — «Какое фото, Даша?» И я вспомнила, что Михаил стащил у меня (я еще в пятом классе училась) фотографию, где я снята с моими племянницами-близнецами. Я попросила Дашу принести мне это фото. Она покачала головой. «За это фото наша мать ответственна, не я». Мне это было всё непонятно. Между тем, мы пришли к стогу. «Лида, я надеюсь, ты никому не скажешь, о чём я тебе проболталась, и моему брату прежде всего». — «В этом ты можешь быть уверена».

Перейти на страницу:

Все книги серии Русское зарубежье. Коллекция поэзии и прозы

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное