Немка

«Моя мама не хотела, чтобы я шла, это я не хотела пропустить школу», — выдавила я из себя неузнаваемым охрипшим голосом. Потом я опустила ноги в кадушку с холодной водой, и она осторожно подливала кружкой горячую воду, и тогда, через время, я почувствовала, что ноги принадлежат мне, что они живые. Потом…

Я проснулась на следующее утро, когда маленькие часы-ходики, висящие возле двери, показывали полдевятого. Мне уже давно надо быть в школе. Еще не всё осознав, я встала. Мои чисто выстиранные носки и чулки были разостланы в теплой припечи, боты перевернуты на грубе. Всё было еще влажно. Я бы успела на второй урок, если бы чулки были сухие. Свои полуботинки я же принесла сухими — несла их в мешочке с продуктами за спиной.

Хозяйки не было дома. Может, она не вернулась еще с ночной смены, она работала где-то сторожем в две смены. Меня поразило, что она, не проявлявшая ко мне до этого никакого внимания, вдруг оказалась полна сочувствия. Жаль, что у неё этот сын, а то бы я хотела у неё жить.

Когда она пришла, мы с ней вместе приготовили вкусный завтрак: яичницу-глазунью и кашу. Кусочек масла, который я принесла с собой, я хотела подарить ей в благодарность, но она взяла только самую малость, чтобы поджарить два яйца. Каким-то образом она ухитрялась содержать двух куриц. Этот аппетитный завтрак я приняла с большим трудом — сильно болело горло. Похоже, начинается ангина. Когда Федосья уже крепко спала, а чулки совсем высохли, я принесла коромыслом с колодца два ведра воды и наполнила бачок, стоявший в передней. Я чувствовала себя не вполне здоровой и надеялась, что усиленные напряженные движения способствуют прогреванию тела и предупредят серьёзное заболевание. И пол я протерла теплой водой. Ничего не помогло, всё болело. На следующий день я пошла в школу. Розы еще не было. Из всего, что нам преподали в этот день, в голове не осталось ничего, кроме одного сообщения Валентины Андреевны: «Наша театральная группа будет готовить большую пьесу. Это „Юность отцов“ Бориса Горбатова. Герман, ты сыграешь главную роль, вернее, две роли — мать и дочь». Это я поняла и даже запомнила. Но никакой радости, волнения, никакого интереса я не почувствовала. На следующий день я опять пришла в школу. Первый урок — математика. Ирина Ивановна что-то объясняла, потом спросила, как всегда, кто не понял, если никто не объявлялся, она спрашивала, кто пойдет к доске, чтобы доказать, что он понял. Если опять никто не объявлялся, она часто вызывала меня. Так и сегодня: «Герман, иди к доске». Я не тронулась с места. Она подошла, потрогала мой лоб. «Ты пылаешь вся. Сейчас же иди домой». Я собрала с её помощью все, что было, и пошла. Это я еще помнила, больше ничего. Потом, в одно солнечное утро, я очнулась в Кучуке на нашей большой русской печи в хижине, в нашей маленькой глиняной избушке.

Возле полатей стояла моя мама и бабушка Лиза. Они молились. Мое внезапное пробуждение испугало их. Мама поднялась на скамью у печи.

«Mein Kind, jetzt wird alles gut». Они помогли мне встать с печи, чтобы я прополоскала горло. Когда меня привезли без сознания домой, она вызвала сельского фельдшера, и он дал ей таблетки стрептоцида и несколько порошков для полоскания. Пока я была без сознания, они не могли этого применить, а также не могли мне влить хотя бы глоток тёплого молока. «Ты же едва могла дышать», — объяснила мне мать. Теперь надели на меня валенки, шею обернули платком поменьше, а спину и грудь — большим тёплым платком, но самостоятельно пройти несколько шагов до стола я не смогла. Кое-как прополоскала горло над оцинкованным тазом, но не смогла сделать ни одного глотка молока с раздавленной таблеткой. Больше месяца длилось моё далеко не полное выздоровление.

Глава 4

Последняя учебная четверть начиналась после весенних каникул и заканчивалась числа 18-го мая. 20-го мая начинались экзамены. За неделю до экзаменов я снова пришла в школу. Ослабленная, я мало что понимала, о чем говорили на уроках, не было ни малейшего интереса к происходящему в классе. На последней классной работе по математике я не в состоянии была решить задачу. Всё забыла. Не могла даже вспомнить, чему равен квадрат суммы или разности двух чисел.

Первый экзамен был по русскому языку и литературе, сочинение по произведению Льва Толстого.

Кроме своей фамилии и заглавия сочинения я не написала ни слова, сидела, склонившись над листом бумаги, и не знала, о чём писать. Никаких мыслей, ни чувств, всё безразлично…

Потом состоялся разговор с Ириной Ивановной и с директором школы Иван Ивановичем. Не имело смысла дальше сдавать экзамены, говорили они, мне надо окончательно поправиться и в конце августа приехать сюда и сдать всё как положено. Сказали, что они уверены, что я сдам. Оцепенев, я равнодушно ушла домой. Входная дверь в дом была открыта, и я услышала голоса моей хозяйки и её сына. «Этого еще не хватало», — сообразила я.

«Опять у него каникулы?» Я остановилась и немного послушала. Речь шла обо мне.