Немного удачи

– Нам надо попробовать шницель. Я его обожаю. Все забываю найти рецепт.

Они перешли в гостиную. Фрэнк нес Джанет, а Энди – остаток лимонада и сигареты, которые курила после ужина. А потом начались новости. Фрэнк усадил Дженни себе на колени и взял журнал. Из новостей Энди предпочитала «Кэмел ньюз караван» Джона Кэмерона Суэйзи. Фрэнк находил манеры Суэйзи – как у циркового зазывалы – смешными, так что он не возражал против этого шоу, хотя и замечал, что «новости» всегда были устаревшими, если внимательно следить за происходящим. Новости шли всего пятнадцать минут. Фрэнк прочел около страницы, а Джанет сидела тихо, и тут вдруг Энди начала кричать на телевизор.

Фрэнк полагал, что вывести Энди из себя почти невозможно. Разве был на свете человек более спокойный и терпеливый, чем Энди? Они никогда не ссорились, и Фрэнку это нравилось – мама никогда не стеснялась указывать папе, что делать, и от этого Фрэнк ненавидел домашние перепалки. Видимо, гневная тирада Энди застала его врасплох, так что от неожиданности он слишком сильно стиснул Джанет, и она тоже заревела.

– Эй! – рявкнул Фрэнк.

Энди резко развернулась на стуле.

– Он был прав! – воскликнула она.

– Кто был прав?

– Макартур![100] Надо было сразу отправиться в Китай и разобраться с тамошними коммунистами, а Трумэн его уволил, и теперь нам всем придется за это расплачиваться, потому что Сталин даст им бомбу!

Фрэнк не то чтобы возражал – с этим все были согласны, – поэтому сказал лишь:

– Но это было в апреле или типа того…

– И ему это сошло с рук! Я думала, ему устроят импичмент, но они струсили, и теперь…

– Что теперь?

Она протянула руки к ребенку – Фрэнк на мгновение засомневался, но все-таки передал ей дочь, решив, что это безопасно, – и обняла ее. Джанет перестала реветь.

Фрэнк погладил Энди по волосам. На мгновение воцарилась тишина, за которой последовала реклама «Тайда» и музыка из заставки шоу «Ставка – жизнь». Энди выключила телевизор. Джанет начала выворачиваться, поэтому Энди опустила ее на пол, и малышка поползла к ящику с игрушками. Энди встала и подошла к Фрэнку, села к нему на колени и положила голову на плечо.

– Извини, – сказала она. – Я сорвалась. Но знаешь что? Я каждый день сижу в четырех стенах, и все, о чем я думаю, это бомбы.

– Правда?

– Да. – Энди выпрямилась. – А ты нет? Все, что мы делаем, – сплошное притворство! Делаем вид, будто русские не разнесут нас на кусочки.

– Русские не разнесут нас на кусочки, Энди.

– Нет, разнесут, – с ледяной уверенностью сказала она.

– У них нет системы запуска. У них есть пара бомб, но…

Она нахмурилась и сказала:

– Мы не знаем, что у них есть, но они-то знают, что есть у нас.

– Мы знаем, что у них есть.

Джанет подползла обратно и потянулась к нему. Фрэнк дал ей руку, и она встала на ноги.

Энди сделала странную вещь – подняла подол юбки и несколько раз пропустила ее край между пальцами, потом сказала:

– Зачем мы бомбили Нагасаки?

– Не знаю, – ответил Фрэнк.

– А Артур знает?

– Возможно, но он никогда не говорил, что работает над чем-то, связанным с «Проектом Манхэттен»[101].

Фрэнк знал, что Энди прочла книгу Джона Хёрси о Хиросиме. Она стояла на полке в противоположном конце комнаты. Он постарался не смотреть туда, чтобы она не заметила направление его взгляда.

– Это было сделано, чтобы дать Сталину что-то понять?

– Не знаю, – повторил Фрэнк.

Энди снова опустила голову ему на плечо и через некоторое время сказала:

– Ты ведь предупредишь меня, когда они смогут взорвать нас?

– Да. – Потом он прибавил: – Милая, может, ты просто слишком часто смотришь новости? Это ведь просто шоу, как и любое другое шоу.

Энди кивнула.

Однако после того как они уложили Джанет спать и сели читать, спор продолжился. Энди отвлеклась от своего номера «Вог» и на удивление горьким тоном заявила:

– В Госдепартаменте все только и делают, что выдают коммунистам всю информацию о нас.

Он совершил ошибку, спросив:

– О нас?

Он пытался читать утреннюю газету, но на самом деле думал о той ночи в Страсбурге, когда они обнаружили, что все гансы исчезли.

– Да, о нас!

Он повернулся и посмотрел на нее. Пылающая от гнева, она была прекрасна.

– Вряд ли коммунякам есть дело до нас с тобой, – сказал он. – До Артура и Лиллиан – может быть, но не…

– А как же Джуди?

– Джуди? – Он отложил газету. Конечно, он сразу понял, кого она имеет в виду.

– Ты ее знал! Она знает тебя! Ты работаешь в «Грумман»! Разве ты не думаешь, что она может следить за тобой?

– Ну, мне бы это польстило, но… – Это была его вторая ошибка.

Она подскочила с дивана.

– Тебе бы это польстило!

– Так или иначе, она не знает, кто я. Никогда не знала. Она думала, что я Фрэнсис Бернетт из Дэйтона, Огайо. Детка, я не оставил следов.

Постаравшись обратить все в шутку – надо сказать, весьма неудачно, он протянул к ней руку, попытался снова усадить ее на диван и поцеловать.

– Ты любил ее? – спросила Энди.

– Нет, Энди. Не любил.

Она осталась возле подлокотника.

– А она об этом знала?

– Знала ли она, что я ее не люблю? Да. Мы виделись раз в месяц. У нас были очень прохладные отношения.

– Ты говорил ей, что любишь ее?

– Нет.