Джейн уже переросла ее на полголовы и была стройнее. Лиллиан привыкла считать, что Джейн «недоедает», как сказала бы мама, но в старшей школе она заметила, что Джейн со своими темными волосами и плоской грудью выглядит весьма изящно. Все девочки хотели иметь плоскую грудь и стройные бедра. Конечно, им нравилась Бетт Дэвис, но еще им нравилась Барбара Стэнвик – ненатуральные блондинки, совсем непохожие на них, девчонок с фермы, девчонок из Айовы. Даже Маргарет Линдси, которая родилась в Айове и которую сначала звали Маргарет Кис – разве это не немецкая фамилия? – не очень-то напоминала девочек в старшей школе. «Джейн Моррис» – хорошее имя для Голливуда, и в первом семестре она проходила прослушивание на роль в пьесе. Похоже, ее не расстроило, что роль она не получила. Когда другие над ней смеялись во время прослушивания, она то ли этого не заметила, то ли ей было все равно. Лиллиан было за нее обидно, но она промолчала. Джейн умела так поднимать голову, раздувая ноздри, будто говорила: «Очень скоро я уеду из этого города», что очень смешило Лиллиан.
В старшей школе Лиллиан скучала по Генри. Ему уже исполнилось восемь, и он был таким болтливым. Наверняка он сводит Минни с ума. Вот бы Минни обратилась в школьный совет и заявила, что никак не может справиться без помощи Лиллиан, и тогда Лиллиан вернулась бы к ней и приносила бы пользу, вместо того чтобы бродить по коридорам старшей школы, недоумевая, зачем ей нужно становиться взрослой.
Фрэнк обедал в кафе Рагнара вместе с Лоуренсом, Хильди и Юнис. Он не очень-то любил сюда ходить, поскольку Рагнар постоянно наблюдал за ним из другого конца зала и оставлял его в покое только для виду, но Лоуренсу нравилось, как у Рагнара готовят стейк и сдобные булочки. Хильди была девушкой Фрэнка. Второкурсница, с которой они вместе занимались историей Древнего мира, она приехала из Декоры, далеко на северо-востоке Айовы. Дома у нее говорили по-норвежски (похоже, в этом городе одни норвежцы), и она очаровала Рагнара, поговорив с ним на его родном языке. Впрочем, ее все находили очаровательной. Она была красавицей: роскошные лодыжки, шикарные колени, стройная талия, красивый бюст, широкие плечи, длинная шея, искрящаяся улыбка, а глаза такие синие, что казалось, будто они ослепляют того, на кого она смотрела. Когда Фрэнк и Хильди шли по улице, все обращали на них внимание. Может, она выглядела лучше, чем он, и Фрэнк считал, что это хорошо. Она была без ума от Фрэнка, и они оба это знали. Он держался так, словно ничего особенного не происходит. Лоуренс пришел с Юнис. Она приехала из Сент-Луиса, Миссури, и ни на минуту не давала об этом забыть. Как ее занесло в такое место, как Университет штата Айова, она сама не представляла. Она состояла в клубе «Три Дельта» и специализировалась на поиске кольца с бриллиантом.
В первый раз Лоуренс прижал руку к челюсти после того, как откусил кусочек стейка. Через пару минут он сказал:
– Ой-ой!
– В чем дело? – спросила Хильди, но не Юнис.
– Зуб. Как будто ножом колет.
Они еще немного поели. Фрэнк взял жареного цыпленка, совсем как у мамы, но с жареной картошкой вместо пюре. Наконец Лоуренс бросил вилку на стол и сказал:
– Что со мной происходит?
Все четверо запрыгнули в припаркованное снаружи «Летучее облако», но за руль сел Фрэнк – Лоуренсу было так больно, что он не мог вести машину. В зеркале Фрэнк видел, как Лоуренс, который поначалу сидел прямо, уронил голову на колени Юнис. Он также заметил, что лицо ее ничего не выражает, а потом она осторожно погладила Лоуренса по волосам. Они кружили по студенческому городку в поисках дантиста.
Дантист, которого они нашли где-то на Хэйворд-авеню, не работал. Поскольку была суббота, он убирал у себя в приемной, но при виде Лоуренса на заднем сиденье машины открыл дверь и сделал шаг назад. Вместе они кое-как втащили Лоуренса в кабинет и усадили в кресло. Дантист сказал, у него ретинированный зуб мудрости и ему нужно в больницу «Мэри Грили». Это на другой стороне города к востоку от Линкольн-Уэй через пути. Стоял ясный, холодный день, до рождественских каникул оставалось всего ничего. За обедом они обсуждали, нравится ли им ездить домой на Рождество. Хильди сказала, что Рождество в Декоре было настоящим праздником, как Рождество в Норвегии – свечи и все такое. Фрэнк проехал через перекресток и вверх по Дуглас-стрит и остановился на больничной подъездной дорожке.
Ну а к утру понедельника Лоуренс уже был мертв. Юнис сообщила об этом Хильди, а та пришла в комнату Фрэнка до завтрака и рассказала ему. Они уставились друг на друга, и Хильди заплакала.
– У тебя в семье никто не умирал? – спросил Фрэнк.
– Нет, только до моего рождения.
– У меня сестра погибла, когда мне было пять. Она прыгала по комнате во время грозы, упала, когда прогремел гром, и ударилась головой об угол ящика из-под яиц.
– О, Фрэнк! – воскликнула Хильди.
– Я всегда спрашивал себя, уж не из-за того ли она потеряла равновесие, что я стучал ногами по ковру?