Читаем Немного удачи полностью

Но потом колледж предложил ему еще денег – две тысячи долларов, – чтобы он продолжал «военную работу», и выяснилось, что большая часть этих денег поступает прямиком из армии. Фрэнк был рад получать свой чек, особенно учитывая, что теперь, когда в его штате стало больше народу, Калхейн решил повторить все до последнего опробованные им процессы, чтобы убедиться, что они не ошиблись. Чек в сочетании со странностью – ладно, он готов был это признать – проекта и ощущением роскоши и комфорта в Эймсе убедил Фрэнка сократить число лекций и остаться в колледже еще на год. Да и чем ему в принципе заниматься?

По окончании собрания Фрэнк отвел двух студентов в морозный двор за факультетом химии и показал им баки с навозом.

– Их нужно отмыть и снова наполнить, – сказал он. – Думаю, можно приступать.

Билл, который говорил, что он с фермы возле Су-Сити, сделал шаг вперед, но Сэнди, приехавший из Де-Мойна, раскрыл рот и отступил назад. Выражение у него на лице – выражение парня из города, члена студенческого общества – развеселило Фрэнка сильнее всего за этот день.


Стоял август, занятий в школе не было. Лиллиан пошла к бабушке Элизабет помогать ей консервировать помидоры, бобы и персики. Джо обрабатывал поле за амбаром, а мама с Клэр дремали. По мнению Генри, день выдался не слишком жаркий, но всю неделю стояла такая жара, что он спал в одних трусах, открыв все окна и двери. Мама запретила ему жаловаться – разве он забыл, как четыре года назад температура несколько недель поднималась выше ста[54] и колодец едва не пересох? Мама терпеть не могла нытья. Но Генри, разумеется, не помнил, какая температура была четыре года назад и что случилось с колодцем. Лето есть лето, зима есть зима. То смертельно жарко, то смертельно холодно.

Папе пришлось поехать к другому фермеру, чтобы купить какую-то деталь для молотилки овса, и он взял с собой Генри. Как только они подъехали по дорожке и остановились, возле амбара Генри увидел двух мальчишек. Один, чуть постарше него, был в комбинезоне, без рубашки и босиком. Второй, покрупнее, лет двенадцати, был одет так же. Генри с отцом вылезли из грузовика.

– Ох, – заметив их, воскликнул фермер, – я собирался отыскать эту штуку и совсем забыл. Секундочку. Как звать твоего парнишку? Генри? Генри, иди-ка поиграй с Сэмом и Хайком. Мальчики, полчаса тишины, пожалуйста.

Сэмом звали младшего мальчика, Хайком – того, что постарше. Как только они скрылись из виду, Хайк пнул брата под зад и рассмеялся. Сэм повернулся и ударил его в живот. Хайк разревелся. Генри замедлил шаг, и мальчишки ушли далеко вперед. Потом они обернулись, но на него не набросились. Сэм крикнул:

– Не обращай внимания на Хайка. Он просто тупой. Даже читать не умеет.

Генри не хотелось их догонять, но пришлось это сделать. Они направлялись к полю, где паслись лошади, а он любил лошадей. Он посчитал, их было шесть: четыре гнедых и две черные. Хайк и Сэм забрались на забор и свесили локти через верхнюю перекладину. Генри последовал их примеру и спросил:

– Как их зовут?

– Маргаритка, Роза… – начал Хайк и запнулся.

– Нарцисс, Ирис, Боярышник и Маковка, – продолжил Сэм. – Это мама им имена придумала. Она любит цветы.

Ирис и Маргаритка, две гнедых кобылы с белым клеймом, подошли к забору, и мальчики погладили их по мордам.

– Пошли в овраг, – предложил Хайк.

– Ага, – согласился Сэм. – Там кое-что есть.

– Что? – спросил Генри.

– Еще одна лошадь, – ответил Сэм.

Но эта лошадь оказалась мертвой. Генри сразу это понял. В овраге лежала огромная белая туша, усеянная мухами. Она выглядела пугающе и отвратительно – глаз не было, изо рта вывалился черный язык, а шерсть покрылась какой-то коркой. Только хвост казался до странности изящным – длинный, светлый, изогнутый на ложе из высохшей грязи.

– Сейчас кое-что будет, – сказал Хайк.

– Что? – спросил Генри.

– Увидишь.

Мальчики сбежали вниз по склону в ущелье и взяли в руки палки.

– Иди сюда! – крикнул Сэм.

Генри спустился, осторожно скользя на пятках. Был почти полдень, и солнце стояло высоко в летнем небе, припекая ущелье, где было полно другого мусора. Генри старался ступать осторожно. Сэм и Хайк бегали босиком, хотя повсюду валялись гвозди, разбитые в щепки деревянные доски и острые камни, а еще торчали обломки каких-то вещей. Мальчишки взяли палки и принялись прыгать вокруг мертвой лошади, тыкая и колотя неподвижную тушу.

– Хватай палку! – крикнул Сэм. – Вон там валяется!

Он указал где, но Генри лишь молча постоял минутку возле головы лошади, а потом сделал шаг назад, чтобы не смотреть в ее глазницы. Как ни странно, от лошади не сильно воняло, но она была огромной, гораздо больше лошадок на пастбище. Мальчики особенно упорно колотили ее по животу – били, тыкали, били, тыкали. Казалось, у них есть какая-то цель, и лишь когда лошадь взорвалась, Генри догадался, чего они добивались.

Перейти на страницу:

Все книги серии XX век — The Best

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза