Немного зло и горько о любви

Я не помню цепи событий, приведших меня в это место. Момент осознания себя здесь начинается с мысли: я – женщина, найденная мужчиной.

На мне метка, и каждый расшифровывает ее как «мое», но подлинное значение сокрыто, и хорошо, что так.

Мне кажется, она прикрывает дыру в спине между лопаток, и, если метку чуть сдвинуть, откроется подобие дверного глазка. Розово-желтый ветер в голове подсветит картинку изнутри. Там ребра или каркас? Вены или провода? Мне не заглянуть…

Иногда задумываюсь над своим происхождением.

Возможно, я выросла из семечка – розовой бусины, брошенной в трещину желтого суховатого грунта.

А может, меня выдохнул Стеклодув.

А может, я – голем с табличкой во рту, и если табличку никто не подменил, то на ней изначально написано «любовь», но кто, кто создатель голема?

Здесь очень смутно ощущается течение времени. Я играю: закрываю глаза и скоро перестаю быть. Нужно лишь слегка приоткрыть рот, чтобы перформанс поцелуя начался сразу, как только поползет в стороны тяжелый занавес ожидания, и Звездочет – так зовут мужчину, нашедшего меня, – приблизит свое лицо.

А вчера я слушала произносимые слова как просто звуки. Но конвертировать звуки в знаки не получилось. Вчера Звездочет, стащив с головы островерхий, как у волхва, колпак, прогуливался со мной по черным улицам, рассказывая о тайне привязи любой кривой линии к кресту абсциссы и ординаты, – как странно обнаруживать тайны в давно известных вещах.

И вот тогда я попыталась услышать: не кроется ли тайна в звучании слова?

Но на слух абсцисса похожа на слово «абсцесс» гораздо больше, чем свет фонарей на слово «флегмона».

Ордината похожа на ординарность.

«Значит, любая извилистость – всего лишь воспаленная обычность», – подумала я. Нет, конвертировать звуки в знаки – нелепо, я так еще больше запутаюсь.

Перформанс изгиба любой линии мог бы рассчитать Звездочет, но его не пустят в здешнюю Академию без островерхого колпака. А тот унесло речным ветром за три моста, когда тонкие пальцы Звездочета прочертили бороздки в моих волосах: восемь симметричных линий от висков к затылку. В тот миг пространство уподобилось черному бархату фона для перформанса белого мима – Луны. Луна понудила Океан исполнить шоу «прилив-отлив». Время зависло заглючившей программой.

Reset.

Иногда лицо в зеркале кажется мне знакомым. Думаю, его линии в каком-то из миров уже были просчитаны Звездочетом. Когда он светит бирюзовым взглядом мне в лицо, его губы шевелятся в попытке припомнить древние формулы. Восстановленные кванты памяти он передает мне – рот в рот.

Я хочу посмотреть в себя глазами Звездочета сквозь дыру в спине.

Мне нужно повернуться к нему спиной. Спустить с плеч тунику. Обнажить метку между лопаток.

Пусть приникнет бирюзовым глазом к тайне.

Насмотрится и расскажет мне.

Насмотрится и нарисует провокации знаков на полусферах груди.

Возьму зеркало, чтобы прочесть их, и не различу ни одного.

Пусть передаст мне знания рот в рот.

И розово-желтая флегмона моей муки омоется в свете фонарей.

Фонари по всей рампе огромного города-сцены.

помню, кто-то сказал мне про кастинг.

Поэтому я тут.

Часть вторая

У Звездочета каждая ресничка – курсор, который можно навести на меня.

– Скажи мне, – раздумчиво произносит он, – откуда ты берешь слова, Женщина? Я долго смотрел в тебя сквозь неровный глазок между лопатками. Внутри тебя – молчание.

– Молчание? Это слова со знаком «минус» – те, что не были сказаны.

– Нет. Молчание внутри тебя – отказ вынашивать слова. Мысли свободно проходят сквозь тебя, не окрашиваясь ложным цветом суждения.

– Я устала, – говорю я, – можно об этом позже?

Откуда я беру слова?

Когда-то – давно – во мне жили целые колонии их. Но однажды поднялся сильный ветер. Ветер с севера. Одновременно у меня появился стигмат – та самая метка. Появился в точке, откуда бы мог выйти кончик копья – того, что вошло под ребра Искупителю, – случись стражнику ударить сильнее.

Стигмат открылся – так открывает проход отжатая клавиша саксофона – и сильный ветер вывел колонии слов из меня, как какой-то мальчик – крыс…

Внутри стало тихо. Я осталась без штаммов готовых штампов. Стало нечем говорить. Молчание.

С тех пор не хочу впускать в себя эти полые формочки выветрившихся смыслов. И розово-желтый ветер во мне создает обратную тягу. Я – больше не воронка, засасывающая знания в корпускулах слов. Мой ветер стремит равнообратную спираль, творя тишину и молчание. Ноль слов внутри, ноль.

Я бы хотела промолчать в ответ на вопрос Звездочета, но не могу – он ждет ответ.

– Откуда ты берешь слова? – повторяет и поправляет мне жетон метки.

– Снаружи постоянно творятся мистерии, слышишь?

Зрачки Звездочета расширяются.

– Мистерии слов, желающих быть сказанными, совершаются беспрерывно. Я просто высвобождаю их от побегов плюща, от напластований глины, от удушения арфовой струной… Освобожденное слово живет совсем недолго.