Немножко по-другому

– Мне хочется тебе верить, вот только сейчас четыре часа утра, а у нас этот разговор повторяется как минимум раз десять за последних два дня. А теперь ложись спать, чтобы завтра выглядеть чудесно и идеально, когда будешь читать эссе Гейбу.

– Хорошо. Споки.

– Споки.

Несколько минут проходит в молчании.

– Тогда что мне надеть? – причитает она в темноте.

Сэм (брат Гейба)

Гейб сидит на скамейке с потерянным и смущенным видом. Для него это обычное состояние. Он всегда такой.

– Привет, зачем хотел встретиться? – спрашиваю.

– Мне нужен твой совет.

– Конечно, нужен, – говорю и присаживаюсь на скамейку. – Просто порой тебе необходим старший брат. Вполне тебя понимаю.

– Прочти, пожалуйста, – просит он, передавая мне листок бумаги и совершенно не обращая внимания на мой комментарий о старшем брате.

– Ну ладно. – Просматриваю написанное. Там все суперкратко. Он выжидающе смотрит на меня.

– Это о Лии?

Он кивает.

– Хорошо написано.

– Просто хорошо?

– Ну да, а для чего это? Ты просто хочешь отдать это ей?

– Нет, собираюсь прочесть в классе.

– Ух ты, – отвечаю. Я и впрямь поражен. Заново перечитываю два параграфа.

– Это не слишком стыдно?

– Теоретически – может быть, но если ты ей хоть чуточку нравишься, то покоришь ее. – Я качаю головой и снова перечитываю. – На самом деле то, что будешь читать это вслух… потрясающе.

– Мне страшно.

– Это глубоко и смело. Я был бы удивлен, если бы ты был спокоен.

– Если умру от стыда или страха, скажи маме, что я ее люблю.

Он встает и собирается уходить.

– Удачи, – серьезно говорю я.

– Спасибо.

Инга (преподаватель писательского мастерства)

Я нервничаю точно так же, как и Гейб: есть надежда, что он проглотил наживку. Понимаю, что так и есть, когда призываю группу к порядку, а он поднимает руку.

– Гейб?

– Можно я пойду первым?

– Конечно! Я ценю твой энтузиазм.

Он слабо улыбается, набирает в грудь воздуха, выходит вперед, а я занимаю боковую парту. В этом семестре у него лучше получается читать эссе перед публикой. Он уже не тот юноша, который пришел в класс осенью.

– Так, значит… – Он откашливается и смотрит на меня, вот только не пойму, что это за взгляд: «помогите» или «плохая была затея». – Здесь ровно сто слов.

– Отлично. Начинай, когда будешь готов, – говорю.

На секунду он зажмуривается и жует губу, затем широко открывает глаза и сосредоточенно смотрит на Лию.

Каждый раз, когда ее вижу, я удивляюсь как ребенок. Возле нее я хожу на цыпочках, не дыша. Бывает так, что она улыбается, когда мне это необходимо, хотя не знает, что мне это нужно. Я люблю смотреть в ее глаза, когда она о чем-нибудь задумывается. Мне нравится, как она за мной наблюдает, когда задумываюсь я. Она разговаривает с белками, словно они – ее друзья. Мне кажется, отношение к животным многое говорит о человеке, показывает его умение находить общий язык даже с таким собеседником, который ничего тебе не говорит. С тобой беседуют, хоть ты почти ничего не говоришь в ответ.

Эссе оканчивается так скоро, что я едва замечаю, были ли там прилагательные, да и, откровенно говоря, это неважно. Он так честен в своих чувствах, что я никак не могу поставить ему оценку ниже «отлично». И ведь он так хорошо описал Лию.

Я оборачиваюсь, смотрю на нее, а она, естественно, сидит, чуть вжавшись в сиденье, вся красная и улыбается. Он на нее не глядит, лишь роняет распечатку на мой стол и занимает парту в заднем ряду.

– Спасибо, Гейб, – говорю. Он кивает, но, кажется, вот-вот запаникует.

– Так, кто готов последовать такому замечательному примеру?

– А разве «изумлен» – это не прилагательное? – спрашивает Хиллари.

– Заткнись, Хиллари, – бормочет Лия, сорвав слова с моих губ. – Дальше пойду я.

Хиллари сидит ошеломленно и молча, с открытым ртом, пока Лия встает читать.

– Чтобы меня не превзошел Гейб, – говорит она, привлекая его внимание, – вот мое описание, тоже ровно в сто слов.

– Превосходно. – Я жестом приглашаю ее начинать. Чувствую, как где-то позади кипятится Хиллари, но направляю все внимание на Лию.