Немой набат. Книга третья

— А сам розам не нарадуется, — парировала Клавдия Михайловна. — Они ведь с мая до холодов цветут, по три, а то и по четыре раза, сад все лето благоухает. Вырвется из города, и, пока все кусты не осмотрит, пока ароматами не надышится, к ужину не жди.

— А кусты сколько живут? — увлеклась Раиса Максимовна.

— При хорошем уходе до тридцати лет. И любую гамму можно составить. Только синих и черных не бывает — словно по волшебству. Светлый цветок! Но садовые розы, они селекционные, грибка боятся, удобрений требуют, обрезать заболевшие ветви надо до живой ткани, опрыскивать, землю рыхлить. В общем, Рая, и впрямь хлопотно. А шипы? Бывает, руки в кровь. У плетистого Пилигрима крючки даже на изнанке листьев. Да! Поливать только теплой водой, на зиму в четыре слоя укутывать. Возни не оберешься, с таким розарием без помощницы разве справиться? Одной мне уже не в подъем.

— А ты у нее про виды, про названия спроси, — подначил сестру Иван Максимыч. — Все знает. Профессор.

Клавдия Михайловна дожидаться вопроса не стала, ее словно прорвало:

— Видов много. Плетистые — я ими садовую арку увиваю, флорибунда кистистая, махровые и густо-махровые, раскидистые, прямостоящие, почвопокровные. Английские розы Дэвида Остина — вообще отдельный вид. Он возродил густо-махровые со старинных гобеленов; при царе Горохе они были, а позже выродились. Чайно-гибридные — это прелесть ароматная.

— Из лепестков чай можно заваривать?

Клавдия Михайловна легонько хохотнула:

— Рая, чайные вовсе не от чая, а от названия страны. Чайна — это Китай, китайского происхождения розы.

Тут уж все расхохотались.

Отсмеявшись, Синягин сказал в тон жене:

— Коли пошла игра слов, я вас тоже посмешу. Когда построили здание МИДа на Смоленской, его принимал Сталин. Смотрел, смотрел и мрачнел, молча сел в машину и уехал. В чем дело? Он же лично проект утверждал. Опросили на всякий случай шофера, не сказал ли чего Иосиф Виссарионович? Нет, отвечает, ничего не сказал, только одно слово в усы твердил: шпил, шпил... Тут и хватились: вот оно что! Шпиль! Мигом временный шпиль сварили, чуть ли не фанерой обколотили и снова пригласили Сталина на показ. Он опять ни слова, но улыбался, уехал довольный.

— Анекдот, байка! — махнул рукой Филипп.

— А какая разница? Известно, здание МИДа сперва без шпиля стояло, фото есть. Кстати, на Речном вокзале — напротив моих окон — сталинский шпиль со звездой реставрировали. Я эту звезду, только нынешним летом воссиявшую, считаю как бы символом перемен. Глядишь, СССР и впрямь реабилитируют, историческое преемство восстановят. Есть же у нас теперь Герберт Ефремов — за создание передовых ракет Герой Социалистического Труда и Герой России!

Случайно или намеренно Синягин вернул разговор в прежнее русло, и Вера, у которой от всего услышанного на душе накипело, сразу ринулась в бой, не сообразив, что невольно вступает в заочную полемику:

— Мне кажется, историческое преемство не восстановить, пока власть пребывает в раздвоенности. Путин на Мавзолее это прекрасно! — Глянула на Устоева, ожидая отклика, но тот, склонив голову, задумчиво уставился в тарелку. — Но он вынести тело Ленина не дает, а Мавзолей фанерой маскирует. И нашим и вашим! Президент всех россиян! Не знаю, кого Путин считает нашими, кого вашими, но ведь их в стране не поровну. Пусть меньшинства была бы треть, хотя бы четверть. Так нет же! Все выборы показывают: у меньшинства пять процентов. Против поправок в Конституцию, а подспудно за транзит власти — тоже около пяти. Чего же президент перед ними шапку ломает? Чтобы ублажить, Мавзолей драпирует? Большевики в 1918-м задрапировали памятник Николаю — в чем отличие? — Сделав глубокий вздох, продолжила еще забористее: — Телевидение под теми же пятью процентами пляшет. Политические пропорции в народе и во власти, в медиа обратные. Если без обиняков, все наизнанку. С девяностых годов в стране сложилась политико-духовная монополия тех, кого сегодня всего пять процентов, от кого даже в Думе нет депутатов. К слову сказать, взрыв изнутри, с распадом СССР, тоже пять процентов учинили. Они динамит заложили, народу голову задурили, а он, искренний, доверчивый, на этой мине и подорвался. Неужто урок не впрок? Теперь-то мы понимаем, под видом перестройки провели информационную революцию, внедрив заразу исторического нигилизма. При такой раздвоенности никакая армия от взрыва изнутри не спасет. У Лукашенки многовекторность к чему привела? У него она не только внешняя, но и внутренняя была — антирусскую политику вел. Трудно понять, что это было — поиски или происки? Вот почва из-под ног и поползла. А раздвоенность — та же многовекторность, внутренняя.

Выплеснув эмоции, Вера умолкла так же вдруг, как и начала свой горячий монолог.

— Донцов, ну у тебя и бой-баба! — воскликнул пораженный Иван Максимович. — Извините ради бога, Вера батьковна.

Торжествующе воскликнула и Раиса Максимовна:

— Что я вам говорила! Вера, ты просто чудо.

— Иван Максимыч, — откликнулся Власыч, — Вера не Донцова, а Богодухова, девичью фамилию сохранила.