Немой набат. Книга третья

— Понимаете ли, уважаемый Виктор Власович, я говорил о политической силе президента. Уже создана фундаментальная триада державной российской независимости: армия–хлеб–бензин. Как человек, обученный стратегическому мышлению, я понимаю, что у державы свой ритм исторического движения, свой темп развития государственного бытия, своя динамика народной жизни. Россия вообще любит длинные геополитические дистанции, и я предвижу, что... — Сделал паузу. — Подняв на должный уровень Вооруженные Силы, обеспечив продовольственную безопасность страны, обладая полным набором энергетических ресурсов, президент, чтобы гарантировать Россию от угроз директоров ЦРУ, особое внимание уделит внутренней политике. Сейчас он нацелен на политику социальную, на очереди — внутренняя. Для этого нужна политическая мощь, отвергающая хлам прежних идей, презирающая беснование явных и хвостовиляние скрытых или двулояльных недругов России. Ее и придаст традиционная трибуна вождей, к подножию которой — не грех повторить — швыряли фашистские штандарты. С высоты этой трибуны Владимиру Владимировичу кое-что станет виднее.

— Крепко сказано, однако! — воскликнул Синягин. — Ну, Петр Константинович, ты сегодня в ударе. Как-кие сигналы на верха шлет, а!

— Мне кажется, они своевременны, — подхватил Степан Матвеевич. — Я знаю, уже готов телефильм о Берлинской стене, автор Кондрашов, журналист, приближенный к Путину, большое телеинтервью с ним делал. К тому же речь о Германии, о событиях, через которые Путин прошел лично. Без его визы тут никак не обойтись. Мне сказывали, в новом фильме недоброй памяти Горбачев прямо назван предателем, даже преступником, эпохальным ничтожеством, политиком крайне неопрятным — в моем понимании для лидера это просто дно. И вообще, знающие люди, из тех, кто уже видел фильм, говорят, что в нем можно распознать некое заявление о новом курсе. Ну, если не заявление, то знак и признак перемен. Самого-то Путина в кадре нет, но по фильму можно — опять-таки можно! — предположить, что Путин за двадцать лет исчерпал свои обязательства перед Ельциным, и после обнуления сроков перед нами другой Путин. А еще, сказали мне, будто в фильме прочитывается намек на реабилитацию СССР. Так и сказали: «Будто и только намек». В том смысле, что не одни калоши в СССР клепали. Мы ведь и не заметили, что яростным антисоветизмом, подменившим идеологию, испоганили свою великую историю, во все тяжкие старались. Теперь пора выправлять перекосы. На все сто... А когда фильм покажут по ТВ, мне неведомо. Могут и не показать. Хотя поговаривают, не сегодня завтра.

— У-у, вот это разговоры! — восторженно воскликнул Филипп. — Мы люди не здешние, знать не знали, ведать не ведали, как глубоко в Москве пашут. Песня! Думали, здесь политическое ханжество, сплошь всякие недопускатели. Готовились спорить.

— А спору-то и нет, музыка для мозгов, аккорды эпохи, — подхватила Раиса Максимовна.

Но тут завелась Вера. Взбудораженная услышанным, она выплеснула наболевшее:

— А что же у нас получается? Помню, в 2008 году министр просвещения Фурсенко на форуме молодежи в Сегеже заявил: «Нам нужны не таланты, а исполнители». От тех слов меня аж передернуло, потому и врезались в память. Прекрасно, что Путин образовательный центр «Орион» учредил, учителей призывает в каждом ученике искать таланты. Но в помощниках-то по этой части у него кто ходит? Фурсенко! Который чуть не погубил детские школы искусств. Вот этого я никак понять не могу!

— Эх, Вера батьковна, разве вы одна этого не понимаете? — весело отозвался Иван Максимович и обратился к Аналитику: — Степан Матвеевич, фильм буду смотреть с пристрастием, если покажут, могли ведь и про запас изготовить. Опасаюсь, правда, что насчет реабилитации СССР вы слишком высоко в мечтах залетели. Но все же хочу по этому поводу Сталина процитировать, умные вещи вождь говорил. В его «Вопросах языкознания» сказано: «История не делает чего-либо существенного без особой на то необходимости». И если все так, как вы излагаете, выходит, не с бухты-барахты и сам фильм, и разговоры о нем. Видимо, назревает ситуация особой необходимости. — Как бы закрыв тему, перевел регистр беседы: — Та-ак, кто следующий?

— Ваня, хватит рулить, — по-родственному урезонила брата Раиса Максимовна. — Клава, у меня к тебе вопрос. Мы с Филиппом потрясены твоим розарием, диву дались. Мыслишка мелькнула тоже розы завести. Но слышала я, хлопотное это дело.

Клавдия Михайловна заулыбалась:

— Роза — королева цветов. А может, царица, кто как называет. Потому, Раиса, и хлопотно, верно люди говорят, шаляй-валяй не получится, надо перед ней шапку ломать. Зато и душа, и глаз отдыхают, поглядеть есть на что. Это тебе не астры-пионы, за лето только раз цветущие.

— Теперь ее не остановишь, обожает сахарные разговоры о розах, — засмеялся Иван Максимович. — Клавдия ими давно заболела, все про них знает, от времен Адама, книги, буклеты выписывает.