Создались условия лишь после того, как Устоевы перебрались в столицу. Зато Петр одним махом догнал приятеля: девочки-близняшки! Но счастливое отцовство длилось лишь года три. Засада оказалась домашнего свойства: дорвавшись до генеральской жизни, без профессии и не нуждаясь в заработке, Зоя огламурилась: обколола губы, обзавелась нарядной требухой и начала «косить» под модную, сперва выпивать с подругами, а потом, предположил Петр, загуляла и с другом. Как по Некрасову: пиры, бессмысленное чванство... Скоро мнимости стали ошарашивающей явью. Он в ту пору часто летал на полигоны, где испытывали новое оружие, и однажды обратный борт прибыл в Москву поздно вечером. Но, приехав домой, он увидел девчонок спящими в кроватках, а Зои не было. Она заявилась после полуночи, и тут уж — «Ой, мама, не горюй!». Для оправдания сгоряча избрала лучший способ обороны — пошла в атаку, красноречиво объяснив мужу, что никогда его не любила, жить с ним не желает, подаст на развод и будет требовать алименты на двоих детей. В общем, добро пожаловать в мерзкую реальность. Не жизнь, а пустая кобура.
Генералы тоже плачут, хотя и без слез.
Устоеву понадобилось три дня, чтобы снять на Октябрьском Поле, где Минобороны издавна строило дома, однокомнатную квартирку, куда он и переехал. Об алиментах речи не шло, каждый месяц он исправно отсылал Зое две трети зарплаты, получая за это право один раз в месяц видеть дочурок.
Но развестись они не успели. В какой-то жуткий день Устоеву позвонили из милиции и сообщили, что вчера поздно вечером его жена попала в серьезную автомобильную аварию, она — в Склифосовского. Петр помчался туда, но опоздал...
Так он стал вдовцом с двумя пятилетними близняшками на руках.
Подробности катастрофы оказались банальными: пьяный водитель, превышение скорости и извечный фонарный столб.
Он вернулся в квартиру, где был прописан, и через сервисную службу срочно нанял няню для ухода за детьми — пока из Екатеринбурга не прилетит Артемьевна, теща Песоцкого, под мощным напором зятя-полковника, наступив на горло да по доброй воле изъявившая горячее желание неопределенное время пожить в Москве. После всех этих передряг, после тяжкого жизнекрушения Устоев, борясь с собой, «армагеддонил» несколько месяцев. Но постепенно жизнь вошла в новое русло: в Генштабе он чаще стал мотаться по гарнизонам и не пропускал окружные учения, доверив Ирушку и Надюшку добросердечной, сноровистой и крепкой для своих шестидесяти пяти Артемьевне.
Да, по личной судьбе он невезучий, жизнь — пустинка. Как там у Лермонтова? Ловля счастья и чинов? Чины есть, да со счастьем не получилось. Непроходящая тоска. Тут уж Ремарка вспоминай, которым увлекался в юности: «Тот, кто ничего не ждет, никогда не будет разочарован».
О своей потаенной горечи, о семейных неполадках, об исподнем он, разумеется, на службе не докладывал: проза жизни, бытовая драма, барахольные дрязги. А трагедия, случившаяся с Зоей, автоматом вообще обнулила прошлое. О нем знали только два человека: Леха Песоцкий и Иван Максимович Синягин.
Синягин... В те годы Устоев еще работал в Группе главных специалистов, и ему поручили курировать передачу интересной оружейной технологии гражданским отраслям. На южноуральском узле ВПК он и познакомился с этим крупным бизнесменом, готовым взяться за сложное дело, часто прилетавшим на завод, где безвылазно сидели его спецы. В ту пору Петр Константинович не понимал те сложные и ложные смыслы: почему вокруг важного проекта идет закулисная борьба? Но Синягин, хотя давно стал москвичом, был из местных, познакомил полковника Устоева с сестрой, жившей на Южном Урале, приглашал к ней в гости и однажды за дружеской рюмкой коньяка откровенно поведал о своих «камушках в ботинках», о мытарствах, о том, что ему, радеющему за Россию, приходится «держать два в уме». Он был гораздо старше, однако это не помешало им хорошо понять друг друга.
Когда обмывали генеральское звание, Устоев пригласил в ресторан и Синягина. С тех пор Иван Максимович тоже начал звать его на неформальные застолья, в том числе в загородной обстановке, — всегда с супругой. И когда Петр Константинович стал наезжать без Зои, видимо, по наитию почуяв неладное, на пару с генералом слегка хряпнув коньячку, по-отечески, обращаясь на «ты», с «пытками при дознании» допросил его. Он был из другой, не военной среды, вдобавок с кагэбэшным прошлым, что служило гарантией от утечек, и Устоев раскололся о погоде в доме: штормит.
Синягин выслушал молча, потом сказал:
— Не дергайся, это судьба, разлад жизни. Такие узлы Господь развязывает.
А примерно через месяц Зоя разбилась.
«Да-а, Синягин, Синягин... — подумал Устоев, прикрывая окно. — На следующий год, в апреле или в марте, точно уж не помню, у него юбилей. Семьдесят! Готовится праздновать широко, чуть ли не сотню гостей задумал собрать. Недавно звонил, весело сообщил, что всех недругов нахлобучил, “разобрался” с газопроводом, прокладка которого поначалу застопорилась, угрожая срывом всего проекта. Вовремя успел Синягин! На юбилеи надо выходить с победами».
5