Немой набат. Книга третья

И без барабанной дроби восхвалений, словно беседуя сам с собой, принялся, по его же словам, «из уст в уши» просвещать своих офицеров. Суть разъяснений сводилась к тому, что Цымбурский считал Россию самостоятельной, отдельной цивилизацией, не готовой ни сливаться с кем бы то ни было, ни подчиняться кому бы то ни было — идет ли речь о Западе, о Востоке или Юге. Только сотрудничать. Человек военный, он и краем не коснулся боевой истории, уповая на великий духовный и нравственный потенциал России, ее геополитическую энергию. Хотя, конечно, упомянул, что «Остров» еще и потому, что Русь нередко и успешно в одиночку противостояла натиску окружавших ее сплоченных внешних ворогов. Закончил неожиданно:

— Кстати, Георгий Победоносец не копьем, а словом побеждал. Считаю, что операция «Ы» как раз в русле этой стратегии. Пусть воробьи теперь на кошку чирикают.

— Операция «Ы»? — непонимающе переспросил один из офицеров.

— Был «Крим», через «и» с точкой, а стал Крым, — рассмеялся Новик.

Устоев, как принято говорить, раскрыл бы тему несколько иначе, напомнил бы о духовном походе России к своим истокам, о ее геополитическом ядре и хранительных началах, о циклизме истории и саморазвитии, об освоении Зауралья, Дальнего Востока — вот он, эпохальный вызов! Цымбурский — выдающийся русский ум, памятное имя национальной мысли; кстати, кажется, он и ввел в обиход геохронополитику. Однако с сутью сказанного Новиком Устоев был согласен вполне. И, слушая контр-адмирала, думал именно об этой непостижимой загадке русской жизни: в кают-компании, где собрались высшие флотские офицеры, не о морских походах размышляют — о высоких сущностях, культурных традициях и народных устоях. А по сути — о державостроительстве. Чувствуют температуру момента.

Разъезжаться начали в двадцать два часа.

— Ну что, бери шинель, иди домой? — сказал Борткевич, поднимаясь из-за стола.

Контр-адмиралы жили почти в центре Владивостока, у некоторых офицеров квартиры совсем близко — на Второй речке. А Устоев остался, ему постелили на втором этаже, в одной из скромных гостевых комнат.

Когда ехал в машине на «19-й километр», крепился, чтобы не клевать носом. Но сейчас спать не хотелось. Приоткрыл окно, выходившее в темный сад, затихший от безветрия, удобно облокотился на подоконник. Легкая прохлада уходящей приморской осени бодрила, безмятежностью веяло от полуночной дрёмы природы, хотя где-то далеко-далеко уже начинала вспыхивать засветка от наплывающего грозового фронта. А мозги буравил застрявший в них рассказ о генерале Павловском. Чудо-летчик, но невезучий командир... В памяти, словно в зеркале заднего вида, проступило былое. Служба у него шла по расписанию. После долгого «блуждания» по военным округам и мерного нарастания числа и размера звездочек на погонах его перевели в Москву. А дальше, как говорится, «освободите лыжню!» — академия, после нее — Группа главных специалистов на Фрунзенской набережной. Там он занимался вооружениями, стал порученцем замминистра, по паркетам не скользил, но в положенные сроки по выслуге лет и по заслугам получил генерала. Потом переехал на Арбат, в Генштаб. Все путем. Как человек военный, жил в мире с собой.

Но в личной жизни он невезучий.

Потому и не любил Петр Константинович посещать свое прошлое. Треска и тоска.

После училища вместе с Лехой Песоцким они попали на удаленную локаторную «точку», затерянную среди бескрайних лесных просторов. Гарнизон — двадцать человек, включая охранение, вне службы — только телевизор и чтение. В отличие от космических кораблей, экипажи которых проходят тест на совместимость, здесь команды сборные, не все уживаются друг с другом, что порой омрачает службу. Но не суть, главное в том, что для двадцатилетних старлеев, угодивших на малолюдную «точку», и чумазая девчонка сойдет за Мерилин Монро. А Зоя, подрядившаяся работать на «точке» в столовой, отличалась городским обликом, даже помаду носила в кармашке фартука, на глазах у вспотевших старлеев периодически подкрашивая губы. Все на нее заглядывались, но из нескольких воздыхателей выбрала она Устоева. А Леха Песоцкий женился на Любе, ее подружке, которую Зоя с разрешения командира вызвала на побывку. Двум молодым парам жить стало куда как веселее. Правда, Леха нередко жаловался: «Петька, собачимся мы с Любкой жутко. А как поругаемся, спим членораздельно. Что за жизнь!» У Петра было спокойнее — лишь мно-ого лет спустя, когда пошли неполадки, Зоя объявила ему, что завербовалась на «точку», чтобы удачно выйти замуж. «Макияж под камуфляжем, — с упреком в свой адрес вспоминал потом Устоев те времена. — Классический военно-полевой роман».

Со временем Устоев и Песоцкий разлетелись по разным округам, но не потерялись. Леха вскоре сообщил, что первый пошел, а через два года у него и второй сын родился. Но Зоя рожать упорно отказывалась, условия, мол, для детей еще не созданы.