Немой набат. Книга третья

— Любопытно... Но в данном случае меня заинтересовали именно «северные берега Средиземноморья». У нас, флотских, свой изгиб ума, знаете, пафос расстояний — это штуковина вполне материальная. Русское мышление вообще априори географическое, пространственное, стратегический формат. Какими категориями мыслим? Вся Океания — от Гавайев до Аляски. Американский Индо-Тихоокеанский ромб, черт бы его побрал... Южно-Китайское море — это Средиземноморье АТР. Вспоминая кого-то из символистов, можно сказать — земшарно думаем, по Пушкину — с «владычицей морской» побратались. А перефразируя Бродского, ходим на все четыре стороны, шторма посылаем на три буквы. Под Андреевским флагом Мировой океан бороздим, кругосветками биографию пишем. Мозговые ресурсы пропитаны ощущением мировых пространств. — С улыбкой добавил: — И где надо сообразно надобности лимит присутствия обеспечиваем.

Новик ответил:

— Если по-крупному, у флотских мышление крупнокалиберное, геополитическое, глобальное. Более того, я бы сказал, геохронополитическое, — сделал упор на «хроно», — ибо занятие мореходством, с какого боку ни посмотри, побуждает мыслить не только в пространстве, но и в историческом времени. Возьмите Крузенштерна. Разве открытие Антарктиды не есть чистейшая геополитика, помноженная на загляд в будущее? На этот счет можно назвать плеяду великих русских имен, просиявших в истории.

— Надеюсь, за этим столом меня верно поймут, — улыбнулся Устоев, — но стратегическое мышление на основе геохронополитики — вы трижды правы, точно сказали, Николай Тимофеевич — вообще свойственно высшему звену русской военной иерархии. Всегда, во все времена. Но в отдельные периоды этот стратегический взгляд торжествует и в государственных масштабах.

— Вы хотите сказать, что сейчас именно такой период? — сразу угадал Борткевич.

— Я имею в виду, что сейчас несомненная польза таких подходов осознана руководством страны. А что касается периода истории... Мне сдается, что в наше стремительное время полезнее говорить об исторических развилках. Мир меняется так быстро, что четкая ориентация на развилках истории становится залогом успеха.

Устоев понял, что разговор повернул в «генеральское» русло. Люди со стороны полагают, будто высшие чины заняты лишь военными проблемами — боеготовностью, версткой планов на любой вариант милитари-событий, вооружением, оперативными заботами. На самом же деле прошедшее через академию «генеральское сословие» постигает науки капитально: образованнейшие люди с двумя высшими — аналитики, концептологи, философски продвинуты, о России мыслят через геополитику, историю. Широкий кругозор, высота мысли, многознание научного уровня. Увы, по статусу публичные дискуссии им не положены. Зато в своем кругу...

И Петр Константинович продолжил:

— Позвольте в этой связи некое поэтическое отступление. Помните, «Умом Россию не понять...»? Так вот, я бы слегка уточнил великого классика: чужим умом! Наши-то с вами мозги все-таки близки к осмыслению происходящего.

Борткевич согласно кивнул. И Устоев добавил:

— Я знаком с концепцией философа Цымбурского...

— Я тоже, — сразу откликнулся Новик. — Его «Остров Россия» меня очень впечатлил.

— Простите, Николай Тимофеевич, я тоже слышал об «Острове Россия», однако, признаюсь, слабо представляю себе суть этого понятия, — встрепенулся Борткевич.

Устоев заметил краем глаза, что говорения двух «своих» адмиралов и генерала из Генштаба очень интересны сидевшим за столом каперангам и кавторангам — ножи-вилки в сторону, сполна «ушли» во внимание. Для них это высший пилотаж. И хотя Новик любезно предложил ему разъяснить концепцию Цымбурского, генерал, понимая ситуацию, не желая выступать в роли генштабовского светила мысли и неиссякаемого источника мудрости, сказал:

— Николай Тимофеевич, вы вспомнили об «Острове Россия», вам и продолжить.

Он знал правила игры. Одноместные шлюпки на флоте не в ходу. Лучше, если капитанить будет Новик, если перед офицерами ниже рангом на возвышенные темы выскажется их начальник. Не исключено, Борткевич подкинул вопрос именно для этого.

И контр-адмирал Новик, человек пристального ума, темноволосый, коротко стриженный, мужикастый, с волевыми чертами продолговатого лица, выдававшими долгую командирскую службу, скрестив руки на груди, откинувшись на спинку стула, сказал:

— Ну что ж, как писал Николай Заболоцкий, душа обязана трудиться и день и ночь, и день и ночь.