Немой набат. Книга вторая

О приезде Виктор известил накануне, когда выяснилось, что завтрашний день пройдет впустую. Выехал из Москвы ранним утром, рассчитывая вернуться вечером, и уже к одиннадцати часам был в Малоярославце. Но с удивлением обнаружил, что отца, который обожал беседы с многознающим сыном, варившимся в котле большой жизни, нет дома.

— День сегодня для пчелы лётный, Медовый Спас на носу, вот он к Ивану Семеновичу на пасеку и укатил, — объяснила мама. — Просил тебя позвонить, дорогу подскажет, чтобы ты к ним наведался. Очень ждет.

Отец рассказал дорогу — всего-то километров десять от города, — и Виктор по набитым проселкам через поля, луга и перелески отправился на лесную пасеку. Разыскал без особого труда, лишь единожды притормозил на развилке, и снова пришлось звонить отцу, чтобы не плутать. А когда прибыл на место, умилился чудесному уюту мягкой, неброской среднерусской природы.

Словно в сказке, на опушке небольшого березняка вдруг выросла перед ним избушка — нет, не на курьих ножках, да и не избушка вовсе, а сколоченный из досок односкатный летний домик маскировочной шпинатной окраски, под лесной цвет, с хозяйственной площадкой, на краю которой скучала отцовская «копейка», с аккуратной канавкой для ополосок, уходящей в кусты. Лесок просвечивал насквозь, за ним во все стороны шло луговое разнотравье с другими такими же перелесками. Идеальное раздолье для пчел.

Обнявшись с отцом, познакомился с его напарником, среднего роста возрастным мужичком в обрезных киржачах — полуголяшки, вполикры — с заправленными в них изношенными до белизны джинсами, в выцветшей красно-белой ковбойке. Загорелое лицо Ивана Семеновича с глубокими морщинами вокруг рта, но без особых примет озарялось приветливой улыбкой и несло на себе печать простодушия. После пятиминутного общения с ним — пока хозяин пасеки показывал свое хозяйство — Виктору начало казаться, что он давным-давно знаком с этим непритязательным, радушным человеком простецкого обхождения.

— Ну что, Влас Тимофеевич, — уважительно обратился он к Донцову-старшему, — пригласим дорогого гостя на наше хлебосолье?

Они обогнули домик, скорее сараюшку с окнами, и позади, под молодой березкой Виктор увидел небольшой лист толстой фанеры на хлипких ножках, лавки из шершаво струганных досок с двумя табуретными подушками на каждой. На столе классические мужские разносолы, не требующие стряпни: вдоволь пшеничного хлеба, масла и меда, а еще гора вареной картошки и мяса, тоже вареного, — на большой тарелке, с верхом.

— Все в соответствии с врачебными предписаниями. Очистить посуду предстоит до дна, мы вчерашнее, переварки в пищу не употребляем, — улыбнулся пасечник. — И, как бы извиняясь, добавил: — Летом у нас сухой закон, да и вам, Виктор Власович, рюмочка не с руки.

Донцов с удовольствием отпробовал простых и вкусных угощений, дополнивших обаяние лесной пасеки. Разговор завязался сам собой.

— Мы вроде и не в деревне живем, но по-народному, — откликнулся на похвалы Власыча пасечник, который за столом задавал тон. — Жизнь здесь простая, нараспашку. Щи да каша — пища наша. Но огурчики с помидорчиками, зелень огородную тоже пользуем. Правда, на сей раз Влас Тимофеевич говорит, что торопился, к Елене Дмитриевне за припасами не заехал, а своей огородины, видимо, пожалел.

— Верно. Я думал, ты, Витек, прибудешь спозаранку, вот сломя голову и погнал Ивана Семеновича предупредить, он-то здесь днюет и ночует. Давно хотел вас познакомить, да ты редко теперь наезжаешь — своя семья!

— Знаю, у вас первенец родился, Влас Тимофеевич меня держит в курсе. Поздравляю! Будем пить чай, поднимем кружку за вашу радость. — Пасечник указал на осанистый самовар с трубой, кипевший на ступеньке у задней двери домика.

А Власыч вдруг с удивлением подумал: «Чего это простые мужики, вдобавок односельцы, друг другу выкают и по имени-отчеству? На отца это не похоже, он выкрутасы не привечает». Но вопрос мелькнул и пропал. Поддерживая разговор, спросил у пасечника:

— Значит, вы на пасеке постоянно?

— Все лето в счастье пребываю, пятнадцать семей у меня осталось, один улей отпадший. Елена Дмитриевна, супруга моя, пропитанием обеспечивает, а ваш папаша периодически ее добычу сюда доставляет. Сам я редко в городе бываю, в основном с санитарно-гигиеническими целями. Здесь, Виктор Власович, — жестом показал на широкую округу, — у меня душа поет. В этом приволье я вырос, ничего мне иного теперь не надо. Как говорится, отсель и впредь.

«Странноватый все-таки этот мужичок в сапогах», — снова подумал Власыч и увел разговор в другую сторону:

— А как вообще-то живется? Чем народ дышит? Я отца-мать спрашиваю, они ничего толком не говорят.

— Чего тебя бередить? — отозвался отец. — Нас ты обиходил, а морочить твою головушку местными закавыками не хотим. Бизнесмен! Своих забот небось полон рот.

— Вот видите! — с деланым возмущением воскликнул Виктор.