Ненадёжный признак

– … исключительно редкий дар. Когда Лилиан только познакомилась с Андерсом, они оба были уверены в том, что Андерс – единственный, кто им обладает. После того, как обнаружилось, что сномографированные инвизы исчезают, Лилиан в шутку стала называть своего мужа «Охотником». Однако Маттиас Фальк, обладавший, помимо инженерного, ещё и ярко выраженным коммерческим талантом, настоял на том, что нужно попытаться найти и других людей, способных видеть инвизов. Он считал, что это – необходимое условие успешного развития молодой компании. Поиски увенчались успехом, и нужно признать, это было весьма дальновидное решение. Именно благодаря нему компания «Nomokar Inc» продолжает работать и сейчас, когда никого из её основателей, к сожалению, уже нет в живых. Нас часто спрашивают, – доверительно сообщил женский голос, – нельзя ли познакомиться с кем-нибудь из Охотников. К сожалению, это невозможно. Данная информация строго конфиденциальна, и единственный Охотник, о котором мы можем вам рассказать – это Андерс Экстрём.

На этом месте я снова завис и выключил запись, чтобы хорошенько обмозговать услышанное. Больше всего меня смущало, что Маттиас Фальк, похоже, сам не знал, как работает его устройство. Полезный побочный эффект, ничего себе – эффектик! «Инвизы исчезали навсегда». Хм. Предположим, у компании нет ни одного подтверждённого случая возвращения инвиза с начала пятидесятых, когда были начаты эксперименты, но разве срок в семьдесят лет корректно называть «навсегда»? А теперь ещё и засекреченные данные Охотников. От кого шифруемся? От недовольных клиентов или – вот же крипота – от инвизов? То есть если кто-то из инвизов узнает о существовании номокара и будет знать Охотника в лицо, его сложнее будет выследить? Интересно, а инвизы знакомы друг с другом? У них есть какая-то организация и система оповещения? И что бы я делал, будь я инвизом и узнай я о номокаре? Наверное, шарахался бы от людей с любого вида фототехникой в руках. Я ошалело помотал головой, вытряхивая из неё чумовые картинки охоты на инвиза по имени Дзиро. Н-да, живое воображение – это хорошее подспорье в работе, но не слишком ли много новых вопросов, когда толком не разобрался со старыми?

Тревога за Митико росла, а никаких реальных зацепок для её поисков у меня до сих пор не появилось. Моя блестящая идея вычислить Охотника и через него выйти на Митико провалилась с треском. Стало кристально ясно, что поболтать по душам с Охотником будет крайне сложно, если вообще возможно. Я посмотрел на часы: час дня в Стокгольме, восемь часов вечера по токийскому времени. Время идёт, дело не движется. Ладно, тогда поменяю тактику: запись дослушаю позже, а сейчас позвоню господину Ёсикаве и постараюсь выманить у него хоть какую-то полезную для поисков информацию. Не так уж много дельного он сообщил мне, когда просил найти его дочь. Я отложил блокнот с хищным черничным кустом и открыл скайп на телефоне. Тэк-с, где тут у нас входящие… Попробую не думать о том, что сейчас, возможно, отвлеку от важных дел человека, который нарисовал «Синего Кролика и Утонувшую Креветку». Лучше так: я звоню заказчику, чтобы отчитаться о проделанной работе. Прошло минуты две, пока я наконец собрался с духом и нажал на кнопку «Позвонить».

17. Частный сыщик Тадзири, Стокгольм

Господин Ёсикава откликнулся почти сразу же. Камеру он в этот раз не включал, так что мне не удалось увидеть (хотя было зверски любопытно), в какой шапочке он щеголяет сегодня. Может, это вязаный колпачок с орнаментом по краю, а может, бейсболка с логотипом нью-йоркских «Yankees». Удивительно, какая ерунда лезет в голову, когда волнуешься.

– Добрый день, Ёсикава-сэнсэй, – произнёс я вежливо. – Вас беспокоит Тадзири Дзиро из детективного агентства «Ледяной кристалл».

Сказал и подумал: неудачное всё же название, я б его ещё «Палантиром» назвал, а с другой стороны, может и не стоит так париться, нормально же звучит!