Ненаглядная красота

Выбрали царевичи по калёной стреле, стали царевичи на царское крыльцо, пустили стрелы на три стороны.

Пустил стрелу Фёдор-царевич, упала стрела на боярский двор, прямо против девичьего терема.

Пустил стрелу Пётр-царевич, полетела стрела к купцу во двор, упала у красного крыльца. А на крыльце стояла душа-девица, дочь купеческая.

Пустил стрелу Иван-царевич. Полетела стрела через царский двор, через зелёный луг, в заповедный лес, — только ту стрелу и видели.

Старшие братья за невестами едут, Иван-царевич за стрелой идёт.

Прошёл он через царский двор, прошёл через зелёный луг, вошёл в тёмный лес. Среди леса болото зыбучее, в том болоте сидит лягушка-квакушка, в лапах стрелочку держит.

Испугался Иван-царевич, хотел вспять бежать, да ноги в болоте вязнут, бежать не дают. Заплакал Иван-царевич.

— Как я лягушку болотную в жёны возьму?

А лягушка ему говорит человечьим голосом:

— Что ж, Иван-царевич, русское слово назад не пятится; знать, судьба твоя такая, авось поживёшь — не раскаешься. Завяжи меня в платок, неси на царский двор.

Взял Иван-царевич лягушку-квакушку, завязал в платочек, понес на царский двор.

Увидал царь лягушку — разохался.

Увидали лягушку царевичи — разгневались.

— Унеси ты её, зашиби да выброси.

Поглядел Иван-царевич на квакушку. А она молчит, слёзы роняет. Пожалел её Иван-царевич.

— Нет, — говорит, — братцы, знать, судьба моя такая — лягушку в жёны взять. Я её в обиду никому не дам.

Отнёс он лягушку к себе в горницу, на лежанке лукошко поставил, туда лягушку положил, платком прикрыл.

— Живи, — говорит, — квакушка, я тебя не обижу.

Вот день прошёл, и другой прокатил.

Призывает царь к себе трёх сыновей.

— Сыновья мои милые, хочу я невесток испытать, пусть покажут, хорошие ли они хозяюшки. Пускай к завтрашнему утру испечёт мне каждая мягкий белый хлеб.

Пошёл Иван-царевич в свои палаты невесел, ниже плеч буйну голову повесил.

— Ква-ква, Иван-царевич, — говорит ему квакушка, — что так невесел пришёл? Али услышал от отца своего слово неласковое?

— Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка приказал тебе к завтрашнему утру изготовить мягкий белый хлеб.

— Не тужи, родной, не кручинься. Ложись спать-почивать, — утро вечера мудренее.

Лёг Иван-царевич спать-почивать.

А невестки старшие посылают девушку Чернавку:

— Иди, девка Чернавка, в окно погляди, как лягушка-квакушка хлеб ставить будет. Ничему мы у батюшек не обучены, в квашне рук не марали, у печки не обряжались.

Пошла девка Чернавка, в окно поглядела, домой прибежала и говорит:

— Лягушка-квакушка в ведро воды мешок муки всыпала, заболтала да в печку вылила.

Схватили невестки по ведру воды, всыпали в воду по мешку муки, заболтали да в печку вылили.

Расплылось тесто по печи, на пол потекло. Стали невестки тесто собирать, замешивать. Посадили в печку хлеб, словно глиняный ком.

А лягушка-квакушка ночи дождалась, на крылечко прыгнула, оземь грянулась — обернулась царевной красавицей Василисой Премудрой.

Закричала царевна зычным голосом:

— Мамки, няньки, собирайтесь, снаряжайтесь! Изготовьте мне мягкий хлеб, какой ела я, какой кушала у родного моего батюшки!

Проснулся наутро Иван-царевич, а у квакушки хлеб давно готов. Да такой славный, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать. Изукрашен хлеб разными хитростями; по бокам видны города русские с заставами. Наверху горят терема белые. А сам хлеб мягкий, рыхлый, поджаристый.

Обрадовался Иван-царевич, взял хлеб, понёс к царю.

А там уже старшие братья стоят, своих жён хлебы держат.

Попробовал царь хлеб старшей невестки, разгневался:

— Этот хлеб только свиньям есть!

Покушал хлеба средней невестки, разохался:

— Ох-ох-ох, тошнёхонько! Этот хлеб на конюшню дайте, коней кормить.

Взял царь хлеб Ивана-царевича, отломил кусок, попробовал:

— Это хлеб так хлеб! Только в праздник есть!

Съел царь хлеб до крошечки и тут же велел трём сыновьям:

— Чтобы завтра к утру-свету соткали мне невестки по шёлковому ковру.

Воротился Иван-царевич домой невесел, ниже плеч буйну голову повесил.

Говорит ему лягушка-квакушка:

— Ква-ква, Иван-царевич, почему так кручинен стал? Аль услышал от царя слово грозное?

— Как мне не кручиниться, как мне не печалиться? Государь мой батюшка приказал тебе за единую ночь соткать ему шёлковый ковёр.

— Не тужи, родной, ложись-ка спать-почивать. Утро вечера мудренее.

Старшие невестки посылают девку Чернавку под окошко поглядеть, как лягушка ковёр ткать станет.

Воротилась девка Чернавка.

— Лягушонка шёлк на куски порвала, за окно побросала.

Взяли шелка цветные невестки старшие, порвали, повыдергали, за окошко бросили; лежат шелка на зелёной траве, их солнышком печёт, частым дождиком сечёт.

Час прошёл, и другой прокатил, и третий пролетел. Испугались тут невестки, что дело стоит. Ухватили шёлк с зелёной травы. Они его вяжут, они отряхают, ковры ткать садятся.

А лягушка ночью выпрыгнула на крыльцо, оземь грянулась и стала царевной-красавицей. Закричала она зычным голосом:

— Мамки, няньки, собирайтесь, снаряжайтесь шёлковый ковёр ткать. Чтобы был таков, на каком я у батюшки моего сиживала!

Как сказано, так и сделано.