Ненависть навсегда

– Сколько у тебя еще, помимо этой?

– Еще две. – Глеб для того и надел термобелье под красную футболку «ПивЯм», чтобы скрыть наколки от любопытных взоров. Но заинтересованность Мари подкупала. – Одна на груди в виде надписи «ангел», другая в районе плеча – рисунок театральных масок.

– Что они означают?

Глеб ощутил, как в его зону комфорта опять бесцеремонно вторгаются. Театральные маски, которые ему Володя набил при свете фонаря, носили символику двух главных чувств – трагедии и комедии. А также являлись прямым отсылом к Кровавой Луне, очень страшному и личному воспоминанию. Мог ли он поделиться им с Мари? Конечно, нет. Но ответить что-нибудь следовало. Мари, закончив уборку, теперь просто сидела и смотрела на него. Эти золотистые глаза не могли содержать что-то порочное – лишь чистая, светлая душа. Внешности доверять нельзя, напомнил себе Глеб, внешность обманчива.

– Я в тюрьме сидел, – сказал он, не отдавая отчета действиям. – В воспитательной колонии для несовершеннолетних, когда был подростком. Татуировки относится к тому ужасному времени.

– И ты это скрывал от меня? – В прищуре читалось то ли недоверие, то ли недовольство.

– Конечно. Не у каждого ведь были проблемы с законом.

Мари не испугалась. Или старалась не показывать, что боится.

– Как по мне, прошлое не имеет значения по той простой причине, что у нас есть настоящее. – Она пожала плечами. – Его слишком легко искупить: ответь двумя хорошими поступками на один плохой, совершенный в прошлом, и ты в расчете. Разве кто-то живет без ошибок? Нет. Ошибки необходимо совершать каждому человеку, только так он может стать лучше. – Золотистые глаза стрельнули в Войнова Глеба. – Разумеется, если он к этому стремится.

Слова были, как укол.

– Я стремлюсь. Искренне стремлюсь стать лучше. Потому и устроился на работу, чтобы не оставалось времени на всякую дурь. Вот только не уверен, что все это долго протянется. – В красивом лице читался немой укор, и Глеб вразумил, что его неправильно поняли. – Не в смысле, будто меня ненадолго хватит, а дело в документах. Альберт Владимирович просил принести документы, но я не могу. Там у меня плохие записи. Как только он увидит, вышвырнет без каких-либо объяснений. – «Особенно когда узнает о моем несовершеннолетии». – Повезло, что сейчас он в отпуске. Но когда-то он вернется и…

– Знаешь, что? – задумалась Мари. – Ты просто не напоминай об этом в лишний раз, Альберт может быть и не вспомнит. С документацией здесь и без того большие проблемы, узнала это, как начала работать с бумагами. Да и в конце концов, всегда можно работать неофициально. Если будет настаивать на устройстве, я с ним поговорю.

– Что же ты ему скажешь?

– Не знаю, надо придумать что-нибудь безобидное.

– Скажи, что я несовершеннолетний, – предложил Войнов Глеб, чтобы уяснить для себя кое-какой момент.

– Нет, он в это не поверит, – звонко засмеялась Мари, толкнув его в плечо. – Разве что бороду сбреешь, и шрам на носу как-нибудь уберешь.

С души спал камень.

Значит, у него еще есть шансы добиться этой светлой девочки – светлой как волосами, так и душой.

Глава 36

Дни летели, и все они были как один: ранний подъем, школа, подготовительные занятия до темноты. Отец и впрямь занялся Володей серьезно, как обещал.

Анатолий Жемчужный составил персональный распорядок дня для сына и контролировал его исполнение. Для этого он приставил водителя-нянечку, который встречал Володю на автомобиле люкс-класса везде, где это было возможно.

Свободного времени у Володи, согласно плану, имелось около пяти часов в неделю. И эти часы он решил посвятить тренировкам, чтобы не зачахнуть окончательно.

– Никакого бокса, – отрезал отец, когда услышал его желание во время семейного ужина. – Эти часы предназначены для отдыха.

– В конце февраля у меня крупные соревнования. – Первенство Москвы по боксу среди юниоров намечено на девятнадцатое число февраля, но вдаваться в подробности Володя не стал. – Тренер лично договаривался за меня, и он на меня рассчитывает. Я должен сказать ему, что ни тренироваться, ни участвовать в соревнованиях не буду? – И вызывающим тоном добавил: – Ты, отец, помню, учил меня быть ответственным за свои слова!

– С кем и почему он договаривался?

– С федерацией бокса Москвы.

– Почему? – настаивал отец.

«Он действительно хочет это услышать?» Володя не отводил взгляда от сливочного супа с креветками, который матушка разливала по тарелкам. «Хорошо, но учти, ты сам напросился».

– Потому что когда проходили отборочные, я сидел в тюрьме.

– В тюрьме ты еще не сидел. – Отец выпрямился и отстранил приборы, явно не желая принимать пищу при таком гадком разговоре. – Однако попадись ты за свою последнюю выходку, это бы стало возможным.

Но ведь не попался же, хотелось сказать Володе в сотый раз. Они с Артуром разработали идеальный план, настолько продуманный, что предусмотрели даже запасные пути отступления по подвалам и канализациям. Единственное, что забыли включить в список, это преждевременное возвращение деспота-родителя. Критическая оплошность!